Изменить размер шрифта - +

Кроме того, беспокойная пациентка очень быстро сможет довести врачей до состояния нервного срыва, они начнут торопиться, будут шить не так тщательно, как могли бы, и могут даже забыть что-нибудь в ране. Не очки и конечно же не ребенка, а вот тампон или какой-нибудь мелкий инструментарий — запросто. Так что местное обезболивание при полостных операциях — выбор сдержанных и крепких духом людей. Остальным лучше на время операции отключаться полностью — так спокойнее и им, и врачам с медсестрами.

— Почему вы всегда идете на поводу у больных? — высказался Гавреченков перед самым началом операции.

Хорошо хоть, у него хватило ума дождаться, пока пациентка погрузится в наркоз и Данилов скажет традиционное: «Можете работать». Пациенты не должны слышать, как ссорятся доктора, этот балаган — только для своих.

— Так вы начинаете? — Данилов давно понял, что в подобных ситуациях лучше всего отвечать вопросом на вопрос.

Гавреченков молча взял поданный операционной сестрой скальпель и одним движением сделал надрез на тугом и выпуклом животе пациентки. Ассистент — врач Федоренко — отерла салфеткой заструившуюся кровь. С Федоренко у Гавреченкова, как утверждали местные сплетники, был настоящий служебный роман — длинный, тянувшийся с первых дней прихода Емели в роддом, то угасающий, то разгорающийся снова, и совершенно безопасный для обоих. У Гавреченкова была жена и дети, Федоренко, приехавшая в Москву из Омска, жила одна.

Пока хирурги добирались до ребенка, Данилов с медсестрой-анестезистом делали свое дело: обеспечивали стабильность состояния пациентки, контролировали показатели, которые записывала сестра, и попутно наблюдали за операцией. Все шло как надо: сердце билось ритмично, давление держалось в безопасных пределах, дыхание было ровным и глубоким, кровозамещающий раствор капал из укрепленного на подставке флакона в катетер. Частота сердечных сокращений отражалась на экране монитора, к которому была подключена пациентка. Артериальное давление измерялось автоматически каждые пять минут и тоже выводилось на монитор.

Во время наркоза медицинская сестра ведет анестезиологическую карту пациента, в которой регулярно фиксирует важные показатели — от частоты пульса до частоты дыхания. В анестезиологической карте отражаются все этапы анестезии и операции, указываются дозы препаратов и делаются записи обо всех осложнениях. Этот подробный отчет после операции вклеивается в историю болезни.

— Черт бы тебя побрал! — ни с того ни с сего рявкнул на свою ассистентку Гавреченков. — Дура косорукая!

— Да я ничего… — попыталась оправдаться Федоренко. — Я же…

— Вот именно — что ты! Сто раз говорил — не мешай!

— Что случилось? — не любопытствуя, а по обязанности спросил Данилов: анестезиолог должен быть в курсе происходящего, чтобы своевременно принимать необходимые меры. Угрожающая кровопотеря, удлинение времени операции, да мало ли что…

— Мочевой пузырь повредил… — буркнул Гавреченков. — Слегка… Суются тут под руку.

Иногда при кесаревом сечении это бывает но в основном — при повторных операциях, когда пузырь оказывается спаянным с маткой. Судя по тому, что эта операция была у пациентки первой, Емеля попросту был небрежен.

На ушивание разреза на стенке мочевого пузыря ушло две минуты. Хорошо, что пузырь был пуст — образующаяся моча сразу же стекала в мочеприемник по катетеру, который медсестра поставила пациентке перед операцией.

Ликвидировав оплошность, Гавреченков заметно повеселел и даже принялся напевать свое любимое:

Произношение у Алексея Емельяновича было так себе, но пел он хорошо, с чувством и не фальшивя.

Быстрый переход