Петрович не стал возражать. Последнее желание, как-никак…

На сдачу смены доктору Могиле у Данилова ушло две минуты, на переодевание – еще три. Сафонова он увидел издали. Тот выглядел неплохо, даже синяка на физиономии не было заметно.

«Запудрил», – решил Данилов.

На выходе ему преградил путь старший врач:

– Вы куда? А конференция?

– Я работаю до восьми ноль-ноль! – Данилов грубо оттеснил его плечом. – До свидания!

– До свидания! – машинально ответил Лжедмитрий, не догадываясь, что целостность его дорогой оправы только что подверглась большому, можно сказать – огромному, риску.

Глава шестнадцатая

Идиот

Расслабуха удалась на славу. Для начала Данилов загрузился в кафе к Вазгену, где под сочные, брызгающиеся обжигающе горячим бульоном хинкали выпил изрядно водочки.

– У вас сегодня лицо уставшего человека, – посокрушалась знакомая официантка.

– Я с дежурства, – Данилов провел по лицу рукой, словно желая стряхнуть печать усталости, но только укололся об отросшую за сутки щетину.

– Тогда подкрепитесь и спать! – посоветовала добрая женщина.

– Так я и сделаю, – пообещал Данилов.

Из кафе он вышел сытым, без головной боли и, как ни странно, трезвым. Водка не брала его сегодня. Причина, вне всякого сомнения, крылась во взвинченном состоянии. Если во время дежурства помогала отвлечься работа, то во время отдыха спасаться было нечем.

– Ну, погоди! – пообещал себе Данилов. – Будет и на твоей улице праздник!

Праздник сам по себе не приходит, его надлежит выстраивать и выстраивать грамотно. В пивном ресторане, расположившемся на «насиженном» месте (еще с советских времен на этом месте существовала пивная, отчего-то прозванная в народе «Три поросенка»), он выпил две кружки пива, снабдив каждую рюмкой кедровой настойки.

Выйдя из прокуренного зала на свежий воздух, Данилов всей душой и всем своим телом ощутил приближение праздника. Радость проявлялась во всем – в улыбках девушек, в слабом ласковом ветерке, в солнечных бликах, прыгавших повсюду. Даже милицейский патруль, проверявший документы у двух среднеазиатской наружности гостей столицы, делал это как-то добродушно, если не гостеприимно.

Приветствуя мир все увеличивающейся в размерах улыбкой, Данилов дошел до остановки и сел в тут же подкативший троллейбус.

Не доезжая одной остановки до дома, он вышел из троллейбуса, свернул с шумного Рязанского проспекта за угол ближайшего дома и наискосок, дворами, вышел к еще одному заведению – пельменной, в которой всегда был хороший выбор напитков.

Сто пятьдесят грамм коньяка, выпитые прямо у барной стойки, сделали свое дело. Праздник пришел, и, как всегда казалось поначалу, пришел, чтобы остаться с Даниловым навсегда.

В ларьке возле своей семиэтажки Данилов купил эскимо и с наслаждением уплел его, укрывшись от солнца под раскидистым кленом. За едой он прикидывал, сколько лет может быть этому, знакомому ему еще с детских лет дереву, и наконец решил, что не менее семидесяти.

Ровно в полдень перед Светланой Игоревной предстал сын, которого она уже собиралась разыскивать.