Но, в конце концов, мы ведь приехали из России... Все неожиданно вспомнили, что давно и самоотверженно собирают винные пробки, поэтому «не могли бы вы принести несколько старых пробок – мы увезем их с собой, о спасибо, вы так любезны...» А также: «простите, вы не будете возражать, если мы возьмем с собой несколько пустых бутылок – нам не во что ставить цветы в номерах...»

А дальше – дело техники: пустую бутылку на стол, полную закрываем пробкой и пихаем в карман. В результате – вина у нас в номерах больше, чем воды, и мы абсолютно счастливы.

Вторая проблема заключалась в том, что на первый обед нам подали цыплят. Причем мы не сразу поняли, что эти жирненькие кругленькие птички, зажаренные целиком, и те усопшие костлявые воробьи, которых мы едали на родине, – с точки зрения орнитологии абсолютно идентичны. Мы, грешным делом, подумали, что нам подали какую-то дичь. Но заботливая переводчица нас переубедила.

Чучу от вида такого великолепия посетило его своеобразное чувство юмора, и он саркастически пошутил:

– А чего так мало?

К переводчице тут же подскочил метрдотель и шепотом осведомился, что прокричал этот месье? Та добросовестно перевела. И когда Чуча уже нацелился вилкой на жирную цыплячью грудку, его тарелка молниеносно исчезла прямо из-под его носа. Он так и остался сидеть с занесенной в воздухе вилкой, ошеломленно слушая, как тарахтит официант. Переводчица спокойно сказала, что через минуту все будет нормально. Мы почувствовали, что будет весело.

И действительно, через минуту официант торжественно выволок из кухни огромное блюдо с чем-то, что показалось нам свежезажаренным страусом. Кряхтя, официант взгромоздил все это на стол перед Чучей, который, в свою очередь, тихо застонал. Мы заржали.

– Жри, раз мало... – хихикая, проговорил Першинин.

– Да, – совершенно серьезно подтвердил Карабасов. – Пока не съешь, из-за стола не выйдешь. Нечего русский флот позорить.

– Чуваки-и!.. – умоляюще зашептал Чуча. – Помогите!

Но мы лишь жестоко посмеивались. Да и при всем желании ничем помочь не могли – ведь и наши порции были столь огромны, что мы чувствовали себя туго нафаршированными помидорами. А впереди нас еще ждал десерт. Да и вина было еще много.

В результате мы выползли из ресторана абсолютно недееспособными. Чуча был совершенно синим и мог только икать. Тем временем неумолимо надвигалась репетиция.

– Ни х... себе пятачок! – только и выговорил Палыч, когда мы выползли из автобуса.

Перед нами простирался огромный футбольный стадион «Stadium Nord», выглядевший как самое пустое место на земле.

– Подойдет? – осведомился импресарио.

Недавно переставший икать Чуча открыл было рот, но Палыч мгновенно затолкал в него огромное яблоко. Чуча снова принялся синеть, а Палыч стал объяснять, что почувствовал, как в Чучином мозгу созрела еще одна шутка, вроде: «не, мы тут не поместимся». Он сказал, что нас тут же бы вывезли в чистое поле и мы бы, заблудившись, умерли от голода. Першинин предположил, что мы какое-то время питались бы Чучей. Дядя Саша возмутился и заметил, что питаться барабанщиками, да еще такими тупыми, «ни х...я не комильфо!», говоря по-французски. Толик обиделся и заявил, что за иного тупого барабанщика дают пять умных валторнистов, и вообще...

Но в этот момент Карабасов издал трубный крик: «Строиться!», и мы пошли топтать изумрудный газон лучшего стадиона Лилля.

Одним из сложнейших номеров нашего плац-концерта было исполнение в середине программы песни на французском языке.