|
И лишь только миссъ Кроли была уложена въ постель, въ чертогахъ, ея появилось новое лицо, которому тоже надлежало сообщить роковую вѣсть. Это былъ не кто другой, какъ самъ еэръ Питтъ Кроли. – Гдѣ Бекки? сказалъ онъ, при входѣ въ корридоръ: гдѣ ея багажъ? Я пріѣхалъ отвезти ее на «Королевину усадьбу». – Неужьто вы еще не изволили слышать, на какой пассажъ отважилась ваша бывшая гу-вернантка? съ изумленіемъ спросила миссъ Бриггсъ. – Какъ не слышать? слышалъ, сказалъ сэръ Питтъ: да мнѣ какая нужда? Я знаю, что она замужемъ. Это для меня все равно что трынь-трава. Пусть она сбѣжитъ внизъ, и не задерживаетъ меня. Я тороплюсь. – А! такъ, стало быть, вы не знаете, сэръ, что она оставила нашъ домъ, къ душевному прискорбію миссъ Кроли, которая даже слегла въ постель, когда услышала объ этомъ убійственномъ пассажѣ. – Да какой же это пассажъ? чортъ васъ побери!.. – Какъ же не пассажъ, сударь, когда собственный вашъ сынъ, ваша, такъ сказать, плоть и кровь, Родонъ Кроли, осрамилъ себя, женивйшсь на безродной гувернанткѣ? Лишь-только сэръ Питтъ услышалъ эту громовую вѣсть, изъ груди его вырвались такія не-истовыя фразы, которыя даже не могутъ быть повторены въ этомъ джентльменскомъ романѣ, Миссъ Бриггсъ заткнула уши и опрометью бросиласъ къ себѣ наверхъ, оставивъ такимъ обра-зомъ грязного старичину на произволъ бѣшеной злобы, затопившей его мозгъ. Разстанемся и мы съ нимъ. Однажды, по возвращеніи на «Королевину усадьбу», онъ какъ бѣшеный вбѣжалъ въ комнату бывшей своей гувернантки, разбилъ ея зеркало, разгромилъ туалетъ, притопталъ ногой бумажную картонку, и разбросалъ по всему полу ея бумаги, платья и другія вещщы, оставшіяся послѣ нея. Нѣкоторыми изъ нихъ завладѣла миссъ Горроксъ, буфетчикова дочка. Пичужки сэра Питта употребили ея платьица для нѣкоторыхъ уморительныхъ спектаклей. Это случилось че-резъ нѣсколько дней послѣ того, какъ бѣдная ихъ мать отправилась на свою вѣчную квартиру въ могильномъ склепѣ, гдѣ положили ее, неоплаканную, среди чуждого народа… - – Ну, а если, паче чаянія, старуха повихнется, сказалъ Родонъ Кроли своей молоденькой женѣ, когда они сидѣли вдвоемъ въ своей уютной хижинѣ въ Бромптонскомъ кварталѣ. Ребекка все это утро пробовала свое новое фортепьяно. Перчатки пришлись какъ-нельзя лучше по ея миньятюрнымъ ручкамъ; новыя шали пристали къ ней чудесно; новыя кольца свер-кали на ея пальчикахъ удивительнымъ блескомъ; французскіе часики тиликали превосходно подъ ея малиновымъ корсажемъ. – Ну, а если, Бекки… а? вѣдь чемъ чортъ не шутитъ! что ты на это скажешь? – Ничего; мой милый, я устрою твое счаетье, сказала юная Далила, обхватывая шею своего богатыря. – Ты все можешь сдѣлать, ей-Богу, сказалъ онъ, цалуя ея маленькую ручку: поѣдемъ-ко те-перь въ гостинницу «Звѣзды», и закатимъ такой семибашенный обѣдъ, чтобы – знаешь? Ну, Бек-ки! ГЛАВА XVII Кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно Бываютъ на базарѣ житейской суеты такія чудныя выставки, гдѣ сатира и элегія путешест-вуютъ вмѣстѣ, рука объ руку, встрѣчая на каждомъ шагу поразительные контрасты смѣха и слезъ, гдѣ вы, мой возлюбленный читатель, можете, если угодно, приходить въ трогательное умиленіе или хохотать до-упаду, не подвергаясь опасности обратить на себя вниманіе равно-душной толпы. Къ числу такихъ выставокъ принадлежатъ особенно тѣ публичныя собранія, о которыхъ газета «Times» каждый день извѣщаетъ на своей послѣдней страницѣ, и которыми еще такъ недавно управлялъ съ превыспреннимъ достоинствомъ покойный мистеръ Джорджъ Ро-бинсъ. |
