|
Повѣрьте, мистриссъ Кроли, проклятый вѣтеръ надулъ на васъ ужасную горячку. Вы были всегда очень добры, сударыня, и я принимаю въ васъ душевное участіе. Вотъ вамъ мой пріятельскій совѣтъ: уѣзжайте изъ Рима сію же минуту, иначе вы захвораете смертельно, и не выздоровѣете никогда. Ребекка разразилась неистовымъ хохотомъ. – Какъ? Изподтишка убить бѣдную женщину? Но это романъ въ чистѣйшемъ итальянскомъ вкусѣ. Я останусь въ Римѣ, хотя бы только для того, чтобъ побѣсить надменнаго лорда. Друзья, надѣюсь, защитятъ меня отъ всѣхъ вашихъ кинжаловъ, Мистеръ Фишъ разразился въ свою очередь самымъ бѣшенымъ смѣхомъ. – Васъ защитятъ? Кто жь бы это? Пріятели, съ которыми вы угощаетесь въ буфетахъ! Но эти люди, мистриссъ Кроли, возьмутъ за вашу голову никакъ не больше сотни луидоровъ. Мы отлично знаемъ этого Лодера: онъ такой же майоръ, какъ я маркизъ, съ тою разницею, что намъ ничего не стоитъ упрятать его на галеры. У насъ, видите ли, мистриссъ Кроли, водятся пріятели повсюду; мы знаемъ, напримѣръ, съ какими особами были вы въ Парижѣ, и какія ваши связи въ Римѣ. Э, Боже мой, откройте ваши большіе глаза, мистриссъ Кроли! Какъ это случилось, что васъ нигдѣ не принималъ никакой посланникъ? Есть, стало-быть, ужасный человѣкъ, котораго вы обидѣли, и этотъ человѣкъ не прощаетъ никогда. Онъ разсвирѣпѣлъ какъ тигръ, когда васъ увидѣлъ. Синьора Белладонна сдѣлала ему ужасную сцену, а вы не понимаете, что значитъ гнѣвъ синьоры Белладонны! – А! такъ это синьора Белладонна! воскликнула Ребекка, оправляясь отъ своего оцѣпенѣнія. – Да, она очень ревнива, но я говорю вамъ о милордѣ. Вы сдѣлали отчаянный промахъ, когда осмѣлились показаться ему на глаза. Вы жестоко раскаетесь, если промедлите тутъ еще нѣсколько часовъ, обратите вниманіе на эти слова, и убирайтесь поскорѣе… но вотъ коляска милорда. Схвативъ за руку Ребекку, онъ потащилъ ее въ ближайшую аллею въ. ту минуту, какъ коляска лорда Стейна въѣзжала на гору Пинчіо. Синьора Белладонна, Итальянка съ черными глазами и живымъ румянцемъ на блѣдныхъ щекахъ, полулежала на бархатныхъ подушкахъ подлѣ стараго милорда, угрюмаго и сердитаго. Глаза его сверкали повременамъ страшнымъ и дикимъ блескомъ. – Милордъ никогда не могъ оправиться отъ удара въ ту страшную ночь… никогда, шепнулъ мистеръ Фишъ, какъ-только коляска скрылась изъ вида. «Ну, это по крайней мѣрѣ еще можетъ служить для меня утѣшеніемъ», подумала мистриссъ Бекки. Точно ли милордъ имѣлъ въ виду эти убійственныя намѣренія противъ Ребекки, какъ объявилъ мосьё Фишъ, или дѣло шло только о томъ, чтобъ выпроводить эту женщину изъ города, гдѣ присутствіе ея могло быть оскорбительнымъ для великаго нобльмена, заподлинно мы не знаемъ, но угроза возъимѣла свое дѣйствіе, и мистриссъ Кроли, избѣгая непріятныхъ столкновеній, въ ту же ночь оставила вѣчный городъ. Всѣмъ извѣстна печальная кончина лорда Стейна, послѣдовавшая въ Неаполѣ въ 1830 году, черезъ нѣскодько мѣсяцевъ послѣ польскаго переворота въ Парижѣ. Высокопочтеннѣйшій Георгій Густавъ, маркизъ Стейнъ, лордъ Гигантъ, владѣлецъ многихъ прадѣдовскихъ замковъ и палаццо, пэръ ирландіи, виконтъ гелльборосскій, баронъ питчлейскій и грилльсбейскій, членъ парламента, президентъ Троицкой Коллегіи – скончался тихо на своемъ ложѣ. Сообщая этотъ некрологъ, лондонскія воскресныя газеты краснорѣчиво изобразили добродѣтели милорда, его неизмѣримое великодушіе, его таланты и всѣ его добрыя дѣянія. Чувствительность, поразившая его душу передъ кончимой, была превознесена и прославлена. Тѣло его погребено въ Неаполѣ; но сердце милорда – это великое сердце, которое билось исключительно для блага человѣческаго – было въ серебряной урнѣ привезено въ отечество и поставлеью въ Гигантскомъ замкѣ. |
