— Перестань разговаривать со мной так, будто мы знакомы. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Я знаю, что тебе пришлось очень тяжело, — сказала Чарли. — И я хочу помочь тебе и ребенку.

— Все вы всегда так говорите. Я вам не верю.

— Понимаю, — ответила Чарли. Она подумала, что перед ней человек, слишком много переживший в жизни, повидавший слишком много зла. «Всему есть предел, и когда ты достиг предела, пути назад уже нет».

Но для маленькой девочки жизнь не должна закончиться вот так.

— Вероятно, ты мне не веришь, — сказала Чарли. — Но я тебе обещаю. Я позабочусь о том, чтобы тебе помогли.

— Это правда, — плача, заговорила Сара. — Послушай ее, Лу, она одна из нас. Она — та маленькая девочка, которая жила в Люккебу. И у нее… история со счастливым концом.

— Историй со счастливым концом не бывает, — отрезала Лу. Она покачнулась.

— Твоя дочь еще толком не начинала жить, — сказала Чарли. — Неужели ты не хочешь дать ей шанс, чтобы…

— Чтобы что? — спросила Лу. — Чтобы весь мир нассал на нее, чтобы ее держали в учреждениях и трахали папочки в приемных семьях?

— Необязательно все сложится именно так, — возразила Чарли.

На заднем фоне послышался собачий лай.

— Сюда еще кто-то идет? — спросила Лу.

— Да, — ответила Чарли. — Но они не желают тебе зла, Лу. Они хотят помочь.

Она подумывала о том, чтобы достать телефон и написать Грегеру, чтобы он подождал, но боялась отвести глаза от Лу.

— Я тебе не верю, — сказала Лу. — Я больше ни во что не верю.

— Стой! — крикнула Чарли Саре, которая кинулась к краю обрыва.

Но Сара не послушалась. Она подбежала к Лу, и та протянула ей ребенка.

— Ее зовут Беатрис, — сказала Лу. — Беатрис Лу Мун. Не забудь ее имя.

В следующую секунду она кинулась с обрыва спиной назад.

47

Густав и Фрида Пальмгрен весьма неуместно смотрелись на зеленых пластиковых стульях в комнате для допросов. На руках у Фриды радостно гулила Беатрис с одеялом-кроликом в одной ручке и резиновым жирафиком в другой. Из всех присутствующих на нее единственную никак не повлияли события, приведшие их в ту точку, где они сейчас находились.

Социальная служба быстро приняла решение о временном воссоединении во благо ребенка. Никто не знал, что будет дальше, но сейчас для Фриды, кажется, не существовало ничего другого, кроме того, что Беатрис вернулась. Фрида не сводила глаз с малышки.

Густав тоже был сосредоточен на Беатрис. Чарли пришлось дважды обращаться к нему, прежде чем он отреагировал.

— Мы очень хотели ребенка, — сказал он. Дальше он рассказал о том, как они тосковали, обо всех попытках и неудачах, о разбитых надеждах, вынимавших всю душу. Вероятно, предполагалось, что Чарли поймет и проявит сочувствие, но она не могла его испытывать, зная, что в морге лежит тело молодой женщины, так дорого заплатившей за их мечту.

— Она согласилась — сказал Густав. — Лу сама этого хотела. Она понимала, что у нас Беатрис будет лучше.

— Тогда почему вы не осуществили удочерение законным путем? И почему заплатили ей? — спросила Чарли.

— Мы так хотели, — пояснил Густав. — Мы хотели, чтобы у нее был капитал, чтобы открыть салон, о котором она все время говорила. Мы просто стремились сделать ее жизнь лучше.