— Да, я и сам вижу, какое влияние эти курсы могут оказать на всю систему просвещения. Конечно, в обществе я об этом никогда не скажу, — если человек окончил университет штата, как я, он из патриотизма, из чувства приличия должен всюду превозносить свою альма-матер, но, по правде сказать, и в университете теряешь черт знает сколько драгоценного времени — учишь всякую там поэзию, французский, словом, предметы, на которых никто и цента не заработал. Не знаю, может быть, эти заочные курсы окажутся одним из самых блестящих американских изобретений. Беда в том, что большинство людей такие материалисты, — продолжал он, — не видят они духовного и умственного превосходства Америки! Они думают, что изобретения, вроде телефона, самолета и радио, — впрочем, нет, радио изобрел какой-то итальяшка, но это неважно — в общем, они считают, что эти технические усовершенствования для нас — самое главное. А на самом деле настоящий мыслитель видит, так сказать, и духовную сторону наших достижений, он понимает, что производительность труда, и ротарианские клубы, и сухой закон, и демократия — величайшие наши духовные завоевания. И, может быть, заочное образование, университет на дому, тоже принадлежит к их числу. Говорю тебе, Тед, человек должен смотреть в Будущее.

— А по-моему, эти курсы на дому — мерзость!

Философы остолбенели. Как это миссис Бэббит вдруг решилась нарушить их духовное общение? Одной из главных добродетелей миссис Бэббит было именно то, что, за исключением званых обедов, когда она превращалась в главу семьи и хозяйку дома, она только и знала, что хлопотать по хозяйству, и никогда не утруждала мужчин своими соображениями. Но тут она высказалась вполне решительно:

— Да, я считаю, что это ужасно: уговаривать несчастных детей, что они чему-то научатся без всякой помощи… Вы-то оба, может быть, и быстро выучиваетесь, а я никогда не умела сама заниматься! Да и вам тоже…

Но Бэббит остался тверд:

— Чепуха! Отлично можно заниматься самостоятельно. Не думаешь ли ты, что парень легче выучится, если будет тратить отцовские денежки, заработанные с таким трудом, на то, чтобы сидеть в мягких креслах, в шикарном гарвардском общежитии, со всякими картинами, гербами, скатертями и прочей мурой? Я тебе по опыту говорю, — сам учился в университете! Правда, есть одно возражение против этих курсов. Я решительно возражаю против того, чтобы отвлекать людей от работы в парикмахерских и на заводах и делать из них квалифицированных специалистов. Их и без того как собак нерезаных! А откуда взять рабочих, если все полезут в науку?

Тед курил, развалясь в кресле, и никто не делал ему замечания. В эту минуту он чувствовал себя участником высокоинтеллектуальной беседы, как будто он был Полем Рислингом или даже самим доктором наук Говардом Литтлфилдом. Он решил закинуть удочку:

— Так как же ты думаешь, папа? Не поехать ли мне в Китай, а то и в какое-нибудь место почище, и уже там заочно изучить инженерное дело или еще что-нибудь?

— Думаю, что не стоит, сынок, и сейчас объясню почему. Я убедился, что иногда очень приятно сказать, что ты окончил университет. Случается, какой-нибудь клиент не знает, кто ты, думает — делец, торгаш, и начнет разоряться насчет экономики, литературы, внешней торговли, а ты вдруг этак незаметно ввернешь: «Когда я был в университете — да, я получил звание бакалавра по социологии и всякой такой штуке…» Тут он сразу и заткнется! Но какой прок заявлять: «Получил звание лизателя почтовых марок в Тарарамском заочном университете!» Понимаешь, мой отец был славный старикашка, но образования ни на грош, в университете мне самому пришлось пробиваться, работал я как проклятый. И не жалею — зато теперь я принят в лучшем обществе Зенита, в самых благородных кругах, в клубах и прочее, и мне не хотелось бы, чтобы ты стал изгоем, оторвался от класса джентльменов.