| 
                                     А что особенно раздражает меня – как пишут о любви. Как будто это что-то... из ряда вон выходящее, настолько необыкновенное, словно и не любили до них миллионы людей. И, кстати, у меня иногда появляется ощущение, что многие люди живут так, будто мир образовался только при их появлении на свет, а до этого – ничего не было, и как умрут они – тоже ничего не будет. То есть они, конечно, знают, что и до них жизнь была и после них будет, но... не чувствуют этого, прошлое и будущее никак, в сущности, не сказываются на их сознании... Не замечал ты этого?
 – Да как-то не задумывался, – признался Александр и – подумал: «А я – уж не из таких ли?» 
– Да, о чем это я говорила? – спросила Лиля и засмеялась. – Я что, уже пьяная? 
– Ну что ты! 
– Ну, ничего, если и есть немножко, сегодня можно... А о чем я все-таки говорила? 
– О необыкновенной любви. 
– А, да... – Лиля вдруг поскучнела и небрежно бросила: – Да что о ней говорить... О любви, как известно, давно все сказано, как, впрочем, и о смерти и множестве других вещей, из которых состоит жизнь человеческая... Разница разве что в том, – Лиля усмехнулась, – что любовь не у всякого бывает, а вот умирать – каждому придется... 
Упоминание о смерти заставило Александра спросить: 
– А тебе часто приходилось видеть... как умирают? 
– Немало. Как правило, это люди старые, беспомощные, и сами они порой ждут смерти как избавления. Но мы их лечим, конечно, – бесполезно и долго лечим. Но с этим еще как-то можно примириться, а вот когда умирают молодые, особенно дети, – это всегда страшно. И привыкнуть к таким смертям невозможно... Я, по крайней мере, еще не привыкла, – задумчиво добавила Лиля и, улыбнувшись, сказала: – Что-то мы на невеселую тему разговор завели. Ты ешь, а то остынет. И пей, если хочешь, я больше не буду. 
– И мне не хочется. 
Стали есть, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Потом Лиля принялась убирать со стола. Александр спросил: 
– Тебе помочь? 
– Нет-нет, я только отнесу на кухню, а мыть буду потом. Ты покури пока. 
А вернувшись, Лиля сказала слова, безмерно обрадовавшие его: 
– Знаешь, иду сейчас – и как-то даже не верится, что здесь сидишь ты, куришь, ждешь меня. Я ведь часто думала, как мы встретимся... Ведь не могло быть так, чтобы мы не встретились? 
– Не могло, – радостно сказал Александр. 
– Ну вот и встретились, – ласковой улыбкой ответила она ему. – Я иногда думаю, как часто мы необдуманно рвем старые связи и этим как-то обкрадываем себя, свое прошлое, – а тем самым и свое будущее, потому что прошлое и будущее связаны друг с другом прочнее, чем мы думаем. Как часто мы все сводим к категориям «да – нет», словно и не существует множества промежуточных состояний... 
Александр слушал ее – и удивлялся, почему он раньше не задумывался над такими простыми и очевидными вещами, и сразу вспомнил некоторые свои слова и поступки, когда нужно было бы все тщательно взвесить, обдумать, помедлить с решением – но он отрубал всякие сомнения категорическими «да» или «нет». И стало неловко, что еще полчаса назад он обвинял ее в прямолинейности. Он сказал: 
– Как верно ты говоришь... 
– Ну, это не бог весть как ново, – небрежно сказала Лиля, не глядя на него, и спросила: – Наш лес помнишь? 
– Конечно. 
– Первое время я довольно часто бывала там, все наши тропинки исходила, на все полянки поглядела... 
Его и радовало, что она говорит «наш лес», «наши тропинки», и неприятно смущал ее бесстрастный тон.                                                                      |