|
- Кому ты оставил талеры - старому Геслингу? - А тому, кто их хапнул. Понял? - шепотом сказал Геллерт. Бальрих пожал плечами. - Интересно, целы они были бы у тебя сейчас? Тут старик, вспылив, ухватился за край стола и завопил фистулой: - Не талеры были бы у меня нынче, а моя доля доходов, вот что! Едва эти слова вырвались у Геллерта, как он испуганным взором обвел всех присутствующих. Но среди шума и разговоров никто его не слышал. Бальрих сердито отвернулся. Нужда была допытываться, старик несет явный вздор! - Выходит, Геслинг на твои три-четыре талера построил фабрику? - Не четыре, а четыреста минус четыре, - зашипел Геллерт. - Да, да! И все это я получил от жены одного мастера, у которой малярничал... можешь сам догадаться, за что получил... Малярной кистью я бы, конечно, столько не заработал! - Бесчестные деньги, - сказал Бальрих. А старик заблеял: - Попробовала бы она их не дать, узнала бы, почем фунт лиха! - И Геслинг знал об этом? - А то нет! - Тоже негодяй! Геллерт насупился и заметил с укором: - Он-то тут ни при чем. Старик Геслинг был даже строгого поведения. Он сам обозвал меня тогда негодяем. - Дал он тебе хоть расписку? - Я и не требовал. Бальрих вытянул шею и, посмотрев прямо в глаза старика, сказал: - Ну, хватит с меня твоих небылиц. Геллерт заплакал. - Да ведь все это так и было, - всхлипывал он, - а ты думаешь, я лгу! Он стал толкать в бок Динкля и Гербесдерфера, пока те не повернулись к нему. - Расписки между старыми друзьями, между боевыми товарищами? Вы слышали что-нибудь подобное? Но так как те не понимали, о чем речь, он снова выложил всю историю, клянясь, что этот долг не уплачен ему и поныне. Почему же он до сих пор не потребовал обратно свои деньги? Да очень просто: когда он много лет спустя вернулся домой, от его денег уже не осталось и пфеннига. Вернее, они были вложены в дело. - Вложены в дело? И ты это можешь доказать? - Еще бы! Пришел я как-то к старику Геслингу в контору, - это было в Гаузенфельде, - он взял меня за руку и все тогда тщательно подсчитал. Бальрих недоверчиво уставился на дядю. - Гаузенфельд никогда не принадлежал старику Геслингу. Его бумажная фабрика была на Мейзештрассе. Геллерт рассвирепел. - Не знаю - на Мейзештрассе или в Гаузенфельде, но я как сейчас вижу его за конторкой у окна, он почесывает затылок и считает, а потом говорит, чтобы я повременил немного, скоро-де и я начну получать свою долю прибыли. - Ты видишь его перед собой - допустим! Ну а других доказательств у тебя нет? - На конторке у него лежало пресс-папье в виде головы лошади. - И давно это было? - Ровно сорок лет назад! - воскликнул Геллерт. - Срок порядочный, - заметил Динкль, - за это время, пожалуй, голова лошади уже научилась говорить и может быть твоим свидетелем. И Динкль так расхохотался, что все обернулись к нему. Он уже был готов повторить свою шутку, но Бальрих шепотом приказал ему замолчать. |
