|
Затем тяжело вздохнул. - Это копия. Ей никто не поверит. А где само письмо? Старик осклабился. - Письмо моего старого боевого товарища? Да, наверно, в бумагах адвоката Бука. Ведь его дом был набит бумагами. - А куда делись бумаги? Старик, снова осклабясь, пододвинулся к Бальриху совсем близко. - До меня дошли слушки... Вдруг он рванул на себе пуговицы, распахнул куртку, обнажив грудь. Лицо его пошло лиловыми пятнами, и он завыл: - Все пропало! Молодой Бук сжег все бумаги! Бальрих оцепенел. Геллерт начал машинально застегиваться. - Еще стаканчик, - предложил он. Бальрих выпил. - Что ж! Я пошел домой. Дойдя до двери, он наткнулся на косяк и упал, но тут же поднялся. Но он не пошел домой, а свернул на улицу, которая вела к вилле "Вершина". Липы благоухали, теплый ветерок обвевал лицо. Пышным летом стала недавняя скупая весна, когда он начал жить, надеяться, желать, да, жить. А если всему этому конец, если все остается по-прежнему, то лучше умереть. - Нет, так не будет! - крикнул он, словно бросая вызов ночному мраку. Бальрих сжал кулаки и стал топтать липовый цвет. Теперь все стало известно! Разбойничье логово открыто. Украденные деньги, к тому же добытые нечистоплотным способом, - вот основа Геслингова богатства! Разврат и грабеж - вот на чем строятся миллионные состояния богачей! Таково истинное лицо тех, кого вы, пролетарии, будете экспроприировать! Экспроприировать! Посадите меня и моих товарищей, честных рабочих, на место этих преступников! Будь в мире хоть искра справедливости, все сбежались бы, чтобы постоять за правду и помочь нам. А вместо этого все только посмеются над бедным рабочим, и если он заявит слишком громко о своих попранных правах, его убьют, как взбесившегося пса! Нет уж, лучше умереть сейчас же! Он снял шарф и стал искать подходящий сук. Но когда Бальрих уже взобрался на дерево, он вдруг услышал голоса. Со стороны виллы по дороге спускались двое мужчин, должно быть, господа. Кто бы это мог быть? Ну, хорошо же, пусть Геслинг и его зять Бук первыми увидят его болтающимся на суку... Но это доставило бы слишком большое удовольствие благоденствующим преступникам. Может быть, их появление здесь - это знак судьбы, и подсказывает она ему совсем другое? Поэтому он дал им пройти, слез с дерева и двинулся за ними. Ночь была непроглядно темна, и он бесшумно крался во мраке. Все же они почуяли его присутствие, и первый - Геслинг, ибо даже светлячок, мерцавший среди зелени, заставлял его тревожно озираться. "Он боится меня", - говорил себе Бальрих, и это доставляло ему радость. Бальрих чувствовал, что тот, кто готов к смерти, знает и может гораздо больше, чем эти разбогатевшие разбойники. Он жил теперь как бы двойной жизнью, и ему ничего не стоило сыграть с ними злую шутку. Забравшись в кусты, он стремительно рванулся вперед, так что затрещали ветки, и глухо ухнул, словно какое-то фантастическое чудовище. Геслинг спрятался за стволом дерева, а Бук только остановился и в замешательстве прищелкнул пальцами. Потом они двинулись дальше, продолжая разговаривать. Но Бальрих тщетно напрягал слух, теплый ветерок большую часть слов относил в сторону. Одно было ясно Бальриху: Геслинг бранил зятя, как последнего поденщика. Он упрекал его за эту ночную прогулку в такую темень; народ избаловался, ходить становится все опаснее; а свои тайны они могли бы обсудить и в другом месте. |
