|
Казалось, против всех моих ожиданий мой незваный гость решил, что с него достаточно. Не знаю, какое побуждение заставило меня подойти к окну спальни. Ведь снаружи было уже очень темно, когда я, перед тем, как лечь спать, вышел на крыльцо глотнуть свежего воздуха с приятным чувством незаконного собственничества, возникающим у людей, которым предоставили дом в пользование. Даже в разгар дня моя близорукость поставила бы под сомнение точность того, что я увидел бы. Но что-то во мне жаждало успеть заметить темный силуэт… уж не знаю почему. Может быть, чтобы окончательно увериться, что меня оставили в покое.
И я осторожненько выглянул в оконце, выходившее на дорогу позади коттеджа. Я полагал, что не смогу разглядеть практически ничего, но, к моему удивлению и испугу, там все было видно очень ясно. И по очень простой причине. Свет в гостиной внизу выключен не был. Я разглядел белые досточки калитки, но не обнаружил никаких признаков человека, покинувшего коттедж. Несколько секунд царила полная тишина. Затем стукнула закрывающаяся дверца машины – негромко, осторожно, но не с той абсолютной осторожностью, которая указывала бы, что тот, кто ее закрыл, подозревает о моем присутствии в доме. Я рискнул совсем отдернуть занавеску, но легковая машина, фургон или что там еще могло быть, заслонялась купой разросшегося остролиста, которому коттедж был обязан своим названием. Меня несколько удивило, что машина подъехала и припарковалась там, не разбудив меня. Но дорога у коттеджа полого поднималась вверх. И вполне вероятно, под уклон машина катилась с выключенным мотором. Я не знал, что подумать. Захлопнувшаяся дверца указывала на отъезд. Но горящий свет – ни один вор, даже самый глупый, не допустил бы подобного промаха… если он действительно собирался покинуть место преступления. Я недолго оставался в колебаниях. Неожиданно за оградой возник силуэт. Он прошел сквозь калитку в сторону дома и исчез из виду чуть ли не прежде, чем я успел отпрянуть от окна. События развертывались с леденящей быстротой. По ступенькам поднимались быстрые шаги. Меня внезапно охватила паника – необходимо что-то сделать! Однако я по-прежнему стоял у окна в каком-то кататоническом состоянии. Мне кажется, меня больше испугал собственный ужас, чем его причина. И заморозила меня на месте более разумная мысль, что мне не следует этому ужасу поддаваться. Шаги достигли маленькой площадки, на которую друг против друга выходили двери двух имевшихся в коттедже спален. Как мне следует поступить, если вор повернет сперва направо, а не налево… В каком-то странном смысле было даже облегчением услышать, как поворачивается ручка моей двери. Все было погружено в темноту, я ничего не видел, и овладевший мной паралич по-прежнему меня сковывал, будто я все еще тщетно надеялся, что неизвестный сюда не войдет. Но из темноты возник луч фонарика. Он сразу упал на смятую постель, которую я только что покинул, а на йоту позднее был обнаружен у окна и я сам – во всем моем идиотском виде: босой, в пижаме. Помню, я загородился локтем, пряча глаза от слепящего луча, но жест этот можно было счесть и за жалкую попытку обороняться. Наступила тишина, и стало ясно, что человек, держащий фонарик, ретироваться не собирается. Я сделал слабую попытку нормализовать ситуацию. – Кто вы такой? Что вы здесь делаете? Вопросы, конечно, были соответственно глупыми и никчемными и получили ответ, вернее, его отсутствие, который заслуживали. Я сделал еще попытку: – У вас нет права находиться здесь. На мгновение пытка фонариком оборвалась. Я услышал, как отворилась дверь спальни напротив. Но тут же меня вновь ослепил свет, отраженный рефлектором за лампочкой. Наступила еще одна пауза. И наконец голос: – Ложись назад в постель. Он меня несколько успокоил. Я ожидал дорсетского – и в любом случае агрессивно простонародного выговора. |
