– Эге! – задумался Беньёвский. – Значит, все реверансы, что тот японский боров предо мной выделывал, токмо затем и производились, чтоб нам глаза застлать?

– Вы полностью доверяетесь оному японцу? – спросил Степанов.

– А почему бы и не довериться? – вдруг зарычал Беньёвский. – Али я без него не знал, что за порядки тут заведены? – и, схватив за воротник бумажной рубахи дрожащего японца, адмирал принялся трясти лазутчика. – Так-то вы гостей встречаете, обезьяны косоглазые?

Японец что-то залепетал, упал на колени, обхватил руками ботфорты адмирала. Беньёвский с омерзением пихнул его ногой:

– Пшел ты! – и тут же обратился к Чурину: – Василий, нельзя нам ни минуты медлить! Как там такелаж? Хоть малость самую исправили бездельники?

– Да самую-то малость токмо, – ответил огорченный штурман. – Два дня почти в забавах проваландались, в торгах да пусторечье.

– Головой ответишь мне, коль через час не выведешь из бухты судно! Свистай команду, да токмо потихоньку, чтоб с берега увидеть приготовлений наших не могли! Кто свободен, пусть получает мушкетоны, фузеи, пистолеты! Батурин, Винблан, Степанов, к пушкам!

Все из кают-компании высыпали на палубу, началась беготня, возня, тащили ружья, порох, заряжали картечью все три пушки, матросы на мачты лезли ставить паруса. Чурин крепко матерился и раздавал направо и налево тяжелые затрещины. В это суетное время подошел к Беньёвскому Иван Устюжинов, сказал тревожно:

– Господин адмирал, неможно плыть!

– Как? Отчего?! – заорал Беньёвский.

– Хрущов пропал. Нет его на галиоте.

– Да где же он?! – бешено закричал Беньёвский. – Не утопился же он с тоски по японской водке?!

– Нет, не утопился. Я с мужиками говорил – подозревают, что уехал он на берег на одной из лодок, что к нам сегодня приплывали.

– Да что он за дурак? Неужель уплыл?

– Надо думать.

– Ну а раз уплыл, – мгновенно стих Беньёвский, – стало быть, желал того и учинил по воле собственной. Да, глупость, вижу, вперед вас, русских, родилась! Японцем заделаться решил! Тьфу, срам, позор! Но ты не думай, что мы Хрущова твоего кликать али дожидаться станем, – отплываем мы!

– Нет, мы не поплывем, – с твердостью и тихо сказал Иван. – Он, надо думать, воротится уж скоро.

– Некогда нам ждать, Иван! Сегодня ночью нас зарезывать придут японцы!

Едва закончил свою фразу Беньёвский, как увидал стоявшего поодаль мальчика-японца, который будто не решался подойти.

– Ну, чего тебе? – сурово спросил адмирал.

Перебежчик робко подошел, с улыбкой детской, дурковатой показал серебряный пятиалтынный и дважды растопырил пальцы на руке.

– Вона, гляди! – показал Беньёвский Ивану взятую из рук японца русскую монету. – Представишься тут британцами, когда япошкам одно серебро орленое дают! Ах, подлецы! И сей вот своих за серебро продает!

Беньёвский вынул из кармана горсть монет и с презрительной гримасой ссыпал их на ладонь японцу.

Устюжинов, пока тот торопливо прятал деньги, стал спрашивать у перебежчика о Хрущове, описывая жестами его могучий рост и бороду. Японец вначале глядел непонимающе, но потом заулыбался, закивал, стал показывать руками, что такой человек действительно сейчас на берегу, но связанный сидит. Затем изобразил и вовсе что-то непонятное, указав себе на темя и рассмеявшись.

– Не удерживай меня, – решительно сказал Устюжинов Беньёвскому, – я с ним сейчас плыву.