Считайте так, как вам удобней, я же, со стороны своей сделав увертюру, в которой наше право на любые акции против правления нынешнего оправдал, перехожу к отрасли практической.
– Давно б пора, – тряхнул кудрявой головой Хрущов. – Мы и без увертюры оной отменно знали, что за сука нами правит.
– Значится, так, в остроге, как я выведать уже успел, гарнизона семь десятков человек имеется, посему прямое нападение мы произвесть не в силах, но нам того и не надобно. Мой же план в том состоит, чтобы прельстить часть мужского населения острога для составления морской команды, после чего тайком воспользуемся одним из двух судов, что остались на зимнюю стоянку в бухте Чекавинской. Сие галиоты «Святой Петр» и «Святая Екатерина» – корабли надежные. На первом прибыл из Охотска я с товарищами. Зимует там, в Чекавке, и верный нам штурман, который согласен плыть куда угодно, поелику весьма привержен к серебру. Но экипаж склонить к побегу нам еще в Охотске не посчастливилось. До весны, когда в море можно будет выйти, нам следует собрать команду.
– Как же ты ее соберешь? – недоверчиво спросил Гурьев. – Али камчадалов покличешь? Так они тебе направят паруса!
– Нет, не камчадалов. Надобно местных мужиков уверить, что там, куда мы двинем корабль, жить им будет много легче и веселей. Избавить страждующих от бедствий неволи имею я своей особенной задачей.
– На том свете мужикам твоим весело будет! – насмешливо сказал Хрущов. – Ну где, скажи на милость, подлому народу легко живется? В Германии твоей аль в Польше? Был я с генералом Фермером в прошлую с пруссаками кампанию, так нагляделся там, как висели смерды польские что твои вишни на ветке, казненные за провинность малую вроде потравы зайца в барском лесу. У нас же, брат, до сего злодейства руки еще не доросли!
– Ну зачем же в Польшу? – улыбнулся Беньёвский. – Мы им другие земли присоветуем, поближе. К примеру, гишпанскую какую али португальскую колонию, где отменный климат и землицы много. Вот чем я стану мужиков прельщать. А не наберем команду, выбраться отсюда нам будет просто невозможно.
Молчавший до этого Магнус Мейдер, которому сильно не нравились ведшиеся разговоры, осторожно слова попросил:
– Как безрассудно, думается, господа, затевать нам что-нибудь военное. Я глубоко уверен, что скорый приход к законному правлению наследника вернет свободу нам безо всяких хлопот и грозящих гибелью начинаний.
– Подохнешь ждавши! – рявкнул Хрущов.
– Ежели первый вариант мой не пригоден, – не смутившись, продолжал Мейдер, – то смею посоветовать дождаться купеческое судно, испанское или португальское. Видит Бог, это лучший выход, чем захват казенного галиота.
– Иностранных купцов я здесь ни разу не видывал! – с раздражением воскликнул Гурьев. – Чего уж толковать! Но и захват галиота нахожу делом, дворянству неприличным. А наипаче непристойным вижу я для себя беганье вокруг всей оной пьяной сволочи с кренделем медовым, коим буду их с собой зазывать: не желаете ли, господа хорошие, с нами на кораблике по морю прокатиться? Постыдным признаю я для себя занятие сие, понеже я потомственный дворянин и предки мои еще у Василия Темного стольниками были!
Воцарилось молчание. Зловонно чадила лампа. Скребла за печью мышь. Беньёвский решил спросить у каждого:
– Вы, господин Хрущов, мнение господина Гурьева разделяете?
– Разделяю и одобряю! – решительно сказал гвардеец. – Черт попу не товарищ!
– Хорошо, а вы, господин лекарь?
– О, никак нельзя нам доверяться сей пьяной рвани! – заявил Мейдер.
– Прекрасно, теперь вы, Батурин. |