|
– Комбат! Комбат! – бессмысленно повторяла она, очень по-крестьянски хлюпая своим аристократическим носом. – Владимир! Ты такой… ты… самый лучший! Прозвище «Комбат» она произносила как «Комбать». А имя Владимир – как Владими? р… – Ну что ты ревешь… Мы же не навсегда расстаемся! – утешал ее я. «Или навсегда?» – Скоро увидимся, принцесса ты моя на горошине! Ты себе парик новый купишь, лучше прежнего… – Правда увидимся? – Да правда, правда, на вот, высморкайся… Тополь смотрел на нас как на двух умственно отсталых. Выражаясь деликатно, он не слишком верил в любовь. Тем более – в любовь между принцессой и сталкером. Дальнейшее не представляет особого художественного интереса. Ильзу увезли домой. А нам с Тополем выдали деньги. В спортивной сумке. Как выяснилось чуть позднее, деньги у них были приготовлены загодя, они думали, мы будем удерживать Ильзу в заложниках… Итак, деньги. По сто тонн на брата. Некисло, да? Выглядело все это так, будто мы с Тополем поймали в Зоне мегаценного живого зверя. И выгодно продали его в иноземный зверинец. Деньги, конечно, подсластили пилюлю. Но все равно мне было грустно. Той ночью мы с Тополем нахреначились вдрабадан, благо у меня в баре обнаружилась непочатая литровая бутыль первоклассной ирландской отравы «Тулламор Дью». Оно, конечно, если по уму, то надо было бы схватить лихтенштейнские денежки в охапку и бежать куда подальше. Но разве мы с Комбатом делаем что-нибудь «по уму»? «Доброе утро, господин Комбат! Готов выдать причитающуюся вам сумму в любое удобное вам время в любом удобном вам месте. Пишите, жду с нетерпением. Рыбин». Это сообщение пришло мне на телефон, когда на часах было 7:00. Вообще-то я ранняя пташка. Но в тот день в 7:00 я еще спал (см. «Тулламор Дью»). Поэтому сообщение Рыбина я прочел в 9:00. И если до прочтения этого сообщения я был сонным и похмельным, то после него начал чувствовать себя похмельным и на взводе. – Костя, вставай. – Я потормошил Тополя за плечо. – Труба зовет нах… – А? Кому? – Рыбин пишет. – Кто? – Рыбин. Мой друг из Организации. Объявился наконец. И жаждет встречи, – пояснил я. Костя вскочил с дивана как ужаленный и уставился на меня бессмысленными красными глазами. – Как ты думаешь, он по-прежнему хочет нас пристрелить? – Если бы он хотел нас пристрелить, он бы нас уже пристрелил. Например, этой ночью. Пока мы тут бухие лежали, как два бревна. – То есть ты думаешь, эти пацаны из «Свободы» работали не на него? – Да я не знаю… Но, откровенно говоря, вряд ли… Я тут поразмыслил – а зачем, собственно, Рыбину «свободовцы»? Если он и впрямь из ФСБ, а мне кажется, чутье меня не обманывает, неясно, зачем ему нанимать чужих мудаков, если у него полно своих… И зачем устраивать разборки прямо в Зоне, если по вполне легальным каналам нас с контейнером можно прижопить в какой-нибудь «Лейке» без всякого шума и пыли… – Резонно… И какая мораль? – Если он хочет встретиться, надо встретиться. |
