— Особенно эти, из Ланжис-Лио, где заправляет Хронархия. Но помни, именно от твоего разума будет зависеть многое. Даже когда будешь просто созерцать Барбарт. Никто, кроме тебя самого, не решит, что это все будет значить для тебя. Попробуй пожить так, как я — не пытайся судить или раскладывать по полочкам этот наш мир, и он будет гораздо доброжелательнее к тебе.
— Твои слова, Бродяга, звучат мудро, но у меня пока нет возможности их оценить. Вот если бы я перенес часть Будущего в Прошлое, то, наверное, понял бы.
— Ты выглядишь усталым, — сказал Бродяга, когда они покончили с едой. — Не хочешь ли поспать?
— Пожалуй. Спасибо.
Мыслитель провалился в сон, а Крючконосый продолжил свои дела.
Очнувшись далеко за полдень, Мыслитель разбудил Торопыгу, который никогда не пропускал возможности соснуть. Потом простился с Бродягой.
— Да будет твоя кровь густой, а ум открытым! — произнес ответную речь Бродяга.
К вечеру всадник добрался до какого-то заросшего бурым мхом болота, кое-где покрытого светло-зелеными пятнами. Он достал фонарь и укрепил его на седле; похоже, спать не придется. Вероятно, здесь обитают хищники.
Один раз свет фонаря выхватил из темноты стаю пиявок, пересекавших его дорогу. Эти громадные бледные твари забрались, пожалуй, далековато в глубь суши. Подняв головы, они уставились на него, и Мыслитель вдруг ясно представил, как наслаждались их предки кровью его праотцев. Не дожидаясь пинка, Торопыга прибавил скорость.
Отъехав подальше, Мыслитель стал размышлять о том, что именно эти пиявки стали олицетворять земную жизнь. Место человека было теперь определить непросто. Похоже, его просто отодвинули в сторону. Оставаясь жить на перенасыщенной солью Земле, он злоупотреблял ее гостеприимством. Если где-то и было пристанище для человека, то уж всяко не здесь. Скорее всего, в каком-то другом уголке космоса, либо даже в других временных измерениях, где эволюция природы не влияла бы на него столь сильно.
Так, погруженный по своему обыкновению в раздумья, Мыслитель со Шрамом продолжал путь в Барбарт и уже к утру достиг благоуханных пальмовых рощ, в мягком солнечном свете отливавших золотом. Торопыга развеселился и почти скакал по мху, среди тоненьких пальм, нежно трепетавших от случайных порывов ветра.
Мыслитель спешился и с наслаждением раскинулся на уютной кочке, поросшей мягким мхом, отдаваясь охватившей его усталости. Голова закружилась от нахлынувших разом видений. Вот вращающаяся Башня Времени — это многоцветное чудо древней архитектуры с изменяющимися углами и закруглениями. Ее сменяет Хронарх, высокопарно отказывающий ему в должности при Палате Времени, должности, которую он ждал по праву: разве не был брат его деда предыдущим Хронархом? Наконец его опять настигает голос сестрицы, от которой никак не удается избавиться…
Среди ночи Торопыга разбудил его громкими криками. Мыслитель поднялся, в полудреме прикрепил к седлу фонарь и поехал дальше, среди темных стволов пальм, в холодном свете фонаря казавшихся нарисованными тонкими, перепутанными линиями.
К утру впереди показались невысокие дома Барбарта, раскинувшегося в окруженной пологими холмами долине. Высоко по-над крышами городских домов сверкало красным и золотым некое большое сооружение из полированной бронзы. Его назначение Мыслителю было непонятно.
Стала лучше видна дорога, ведущая к городу, оказавшаяся затвердевшей колеей, извивающейся меж поросших мхом пригорков. Мыслитель услышал глухой топот приближающегося со стороны города всадника и, насторожившись, придержал Торопыгу, приготавливая ружье — мало ли что можно ожидать от этих барбартян.
Длинноволосый молодой человек с приятными чертами лица, подъехавший к нему на грузном старом морже, был одет в светлую куртку, под цвет своих ярко-голубых глаз. Юноша остановил моржа и с усмешкой посмотрел на Мыслителя. |