|
Каждый раз он на секунду просыпался, видел сидевшего рядом с ним неподвижным изваянием Маннека и каким-то образом понимал: тот знает обо всем, что с ним происходит, но не может посоветовать ничего, что помогло бы легче воспринимать эти незваные вторжения прошлого. Впрочем, Рамон и не просил об этом. В конце концов, это его сознание возвращалось к тому состоянию, в котором ему полагалось находиться, только и всего. Впрочем, подумал он, интересно все-таки, сколько лет прошло с тех пор, как другой Рамон в последний раз вспоминал о той партии в покер.
Утроласточки уже завели свое негромкое утробное пение, а небо на востоке начало светлеть. Кто-то с испуганным писком бросился наутек, когда Рамон встал, чтобы напиться. Судя по всему, это был какой-то небольшой хищник, обгладывавший останки jabali rojo. В кронах деревьев порхали тенфины и вертиголовки, то и дело шумно ссорясь из-за еды или самок. В общем, все как всегда, нормальная лесная жизнь со своей дурацкой борьбой. Твари крупнее, кузнечики и плосконоги, явившись на водопой, подозрительно косились в его сторону, но пить продолжали. Из воды выпрыгнула и с плеском плюхнулась обратно рыбина. Глядя на все это, Рамон немного расслабился, забыв на время о том, кто он, чего от него требуют и насколько призрачны его надежды. Потом он вернулся в лагерь — зажарить и съесть еще сахарных жуков, привычно продемонстрировать инопланетянину физиологические функции человеческого организма и приготовиться к продолжению охоты. Кожа Маннека оставалась еще серой, но разводы на ней уже начали проявляться. Держался тот по-прежнему, пригнувшись немного к земле, и двигался осторожно, болезненно. «Жаль, — подумал Рамон, — что он не в состоянии оценить, насколько серьезно ранен пришелец — если тот вот-вот отдаст концы, ему не обязательно было бы придумывать хитроумные планы бегства. С другой стороны, что случится, если он вдруг не сможет освободиться от сахаила после Маннековой смерти? Страшное дело — оставаться прикованным к разлагающемуся трупу пришельца до тех пор, пока сам не умрешь с голоду… Или хуже того, если смерть Маннека станет одновременно и его смертью — они ведь обмениваются физическими импульсами через сахаил». Он как-то не думал об этом прежде, и мысль об этом не слишком ободряла. Все же, представься такая возможность, он обязательно рискнет… Когда рассвело окончательно, Рамон и Маннек, не сговариваясь, поднялись и отправились дальше, вниз по течению. Следы, оставленные другим Рамоном, уклонялись к северу, хотя Прыжок Скрипача находился далеко на юге. Возможно, тот рассчитывал запутать погоню, выбрав наименее вероятный путь. Или надеялся найтитам деревья, более подходящие для постройки плота. А может, замыслил что-то еще, до чего Рамон еще не додумался. Они шли молча, только опавшие листья и хвоя похрустывали под ногами, да заунывно ухала вдалеке anaranjada, щебетали плоскомехи, заливались на лужайках уксусные цикады. Мягкий, пористый помет куи-куи подсказал Рамону, что это похожее на антилопу животное пробегало здесь вчера, а может, даже всего несколько часов назад. «В здешних местах, должно быть, хорошо охотиться», — подумал он и тут же ощутил какое-то неуютное беспокойство, причину которого не сумел установить. Рамон предполагал выйти к реке до темноты. Другой Рамон наверняка находился где-то совсем близко. По его прикидкам, на постройку более или менее пристойного плота у него уйдет дня три — при наличии инструментов: топора, веревок. Ну и конечно, всех пальцев. У другого Рамона в этом отношении положение хуже, однако… Однако в его положении умнее всего было бы смастерить что-нибудь на скорую руку — только бы держалось на воде и не тонуло под его тяжестью, — и сплавиться на этом ниже по течению, а уже потом, оторвавшись от погони хоть на какое-то расстояние, достроить плот надежнее. Рискованно, конечно: с одной стороны, выигрыш во времени, с другой — пришлось бы доверить свою жизнь сооружению, готовому вот-вот развалиться под тобой. |
