|
Он был одинок. Он не волновался — он был в ужасе. — Если Бобби со своим светлым умом не смог пройти рубеж одиннадцати лет, то у меня тем более нет шансов, — я рассказал Лесли о том, что увидел. — Я знаю, что это глупость, но я уверен, что умру, когда мне будет десять. Что за странное чувство, оказаться опять в моей старой комнате! Двухэтажная кровать возле окна, верхняя койка все еще здесь после смерти Бобби; белая сосновая парта, ее крышка попорчена быстротвердеющим суперцементом Тестора и лезвиями “Икс-Акто”; бумажные модели летящих комет подвешены на нитках к потолку; крашеные деревянные модели “Стромбекеров” расставлены на полках между книгами — на каждую были затрачены часы работы, и вот сейчас все они сразу всплыли в памяти: коричневая “JU-88 Сьютка”, желтая “Пайпер Каб”, “Локхид Р-38” (одно из крыльев его двойного хвоста сломалось при попытке запуска с верхней койки)... Я совсем забыл, как много маленьких аэропланов было у меня в детстве. Грубые, из литого металла “Р-40” и “FW-190” стояли прямо на парте, рядом с лампой “гусиная шея”. — Загляни в эту комнату, — сказал я. — Как это мне удалось вспомнить все так четко? Все эти годы передо мной как будто стоял туман! Стенной шкаф с двумя дверцами. Я знаю, там внутри набор для игры “Монополия”, планшетка для спиритических сеансов, Кемми и Зибби, а также зимние одеяла. Осторожно, сплетенный из лоскутков коврик покрывает пол из твердого дерева, на нем можно поскользнуться, как на льду. — Ты не хочешь поговорить с ним? — спорила Лесли. — Нет. Я только посмотрю. Почему я боюсь заговорить с ним? Он носил джинсы и темно-красную фланелевую рубашку в черную клетку с длинными рукавами. Какое юное лицо! Веснушки на носу и на скулах; волосы светлее, чем у меня, кожа смуглее — он постоянно на солнце. Лицо шире и круглее, слезы катятся из-под плотно зажмуренных век. Славный мальчик, напуганный до смерти. Ну, давай, Дикки, подумал я. Все у тебя будет хорошо. Вдруг его глаза распахнулись, он увидел, что я смотрю на него, и открыл рот — закричать. Я машинально ринулся назад, в свое время, и мальчик исчез для меня, должно быть, в то самое мгновение, когда и я исчез для него. — Привет! — сказал я с опозданием. Шесть — Привет кому? — спросила Лесли. — Так глупо, — сказал я. — Он меня видел. — Что он сказал? — Ничего. Мы оба сильно испугались. Как странно. — Что ты чувствуешь, как он? — Да с парнем, в общем, все нормально. Он только не уверен в завтрашнем дне, и это выбило его из колеи. — И как ему там, ты чувствуешь? — Все у него будет нормально. Он будет хорошо учиться в школе, впереди его ждет великолепное время, когда он у знает так много интересного: аэропланы, астрономия, ракеты; он научится ходить под парусами, нырять... Она дотронулась до моей руки: — Ты чувствуешь, каково ему? — Да у меня сердце разрывается! Я молю Бога, я так хочу вывести его оттуда и прижать к себе, и сказать ему: не плачь, ты в безопасности, ты не умрешь! Дорогая Лесли, мой любимый и чуткий друг. Она не сказала ни слова. Она дала мне возможность в тишине услышать то, что я сказал, услышать еще и еще раз. |
