|
С минарета мечети Хаджи Якуба муэдзин выкликает «азан», призывая правоверных развернуть коврики, повернуться на запад и склонить в молитве головы. Хасан никогда не пропускает ни одной из пяти молитв, которые полагается произносить в течение дня. Даже когда мы заняты игрой, он всегда извиняется, умывается из колодца во дворе, исчезает в своей хижине и через несколько минут появляется вновь с улыбкой на губах. А я его жду в том месте, где мы расстались, порой на дереве. Похоже, сегодня он пропустит вечернюю молитву. Все из-за меня. Базар быстро пустеет, на сегодня торговля закончена. Прохожу по рядам, где за одним прилавком продают битых фазанов, а за соседним – калькуляторы. Пробираюсь сквозь редеющую толпу: нищие калеки в лохмотьях, рыночные торговцы, тоже укутанные в тряпье, чтобы не так холодно было, продавцы одежды и мясники. Лавки закрываются. Хасана нигде нет. Пожилой торговец сушеными фруктами в зеленовато-голубой чалме грузит на мула корзины с кедровыми орешками и изюмом. Спрашиваю его про Хасана. Прежде чем заговорить, старик долго смотрит на меня. – Кажется, я его видел. – Куда он направился? Торговец меряет меня взглядом с головы до ног. – А на что мальчику вроде тебя какой-то хазареец? Да еще на ночь глядя! Он не сводит восхищенных глаз с моей кожаной куртки и джинсов – ковбойских штанов, как мы их тогда называли. Если афганец носит что-то американское (и вещи новые), это верный признак достатка. – Я должен разыскать его, ага. – А он тебе кто? Запасаюсь терпением, хоть и не понимаю, куда он клонит. – Он сын нашего слуги. Старик приподнимает седую бровь: – Да неужто? Заботливый же у хазарейца хозяин! Его отец должен стоять перед тобой на коленях и ресницами смахивать пыль с обуви! – Так вы мне скажете, наконец? Он хлопает мула по крупу, направляя животное в нужную сторону. – Вроде бы похожий мальчишка пробегал вон там. В руках у него был синий воздушный змей. – Правда? Меня распирает радость. «Для тебя хоть тысячу раз подряд!» – вспоминается мне. Да, на Хасана всегда можно положиться. Вот ведь молодец! – Только те, другие мальчишки, его, наверное, уже догнали, – продолжает торговец, взгромождая на мула еще одну корзину. – Какие мальчишки? – Которые за ним гнались. Одеты хорошо, вроде тебя. – Старик смотрит на небо и вздыхает. – Беги, а то я пропущу свой намаз. Ракетой срываюсь с места. Рыскаю по базару. Хасана ни следа. Может быть, старика подвели глаза? Хотя змей-то и вправду синий. Подумать только, змей у Хасана, он мой! Заглядываю в каждую лавчонку, под каждый прилавок. Никого. Скоро совсем стемнеет. А что, если я так и не найду Хасана? И тут до меня доносятся приглушенные голоса. Впереди узкий грязный проулок, ведущий в сторону от базара. Ноги мои вязнут в грязи, изо рта вылетают клубы белого пара. Вдоль дороги тянется канава, полная снега, весной тут понесется настоящий поток. С другой стороны выстроилась вереница заснеженных кипарисов, за ними прячутся простенькие глинобитные дома, разделенные неширокими проходами. Голоса слышатся снова, на этот раз громче. Это в проходе между домами. Подбираюсь поближе и, затаив дыхание, выглядываю из-за угла. Хасан стоит у глухой стены тупика в угрожающей позе: кулаки сжаты, ноги расставлены. За спиной у него к куче камней и металлолома прислонен синий змей. Вот он, ключ к сердцу Бабы. |
