Изменить размер шрифта - +

– Какое чертовское невезение, что такой уникальный человек действовал под влиянием таких побуждений!

– Люди Бехтеля сделали анализ, – сказал Седдлер. – Они говорят, что это должно было когда-нибудь случиться. О'Нейл не был настолько уникален.

Вэлкорт ужаснулся.

– Вы считаете, что эту ужасную вещь мог сделать любой человек?

– Не просто один человек, – сказал Рокерман, – а все возрастающее число людей. Распространение знания о том, как это было сделано, и еще упрощение методов, да плюс доступность сложного оборудования для любого человека, имеющего деньги… – Он пожал плечами. – Неизбежно в том мире, в котором мы живем.

– Неизбежно?

Рокерман сказал:

– Посмотрите на его лабораторию, особенно на компьютер. Он должен был сохранять химические фракции для дальнейшего использования. Любая хорошая лаборатория так поступает. И он использовал свой компьютер для ведения каталога и для анализа. В этом нет сомнения.

– У него, естественно, не было трудностей с антибиотиками, – сказал Седдлер, – он взял их со своих собственных полок, когда продал аптеку.

– Антибиотики, которые не действуют на чуму. – Эту часть он помнил с предыдущих брифингов, когда еще был жив Прескотт.

– Анализ оборудования, про которое известно, что он его использовал, – сказал Рокерман, – говорит нам, что для получения результатов он задействовал тонкую игру законами химической кинетики.

– Вы опять за свое! – резко перебил его Вэлкорт.

– Сэр, – сказал Рокерман, – он использовал температурный контроль и методы подачи энзимов на разных стадиях процесса. Теплота служила двигателем процесса, а отсутствие ее – тормозом.

– Он пользовался рентгеновскими лучами, температурой и химическими процессами, – сказал Седдлер.

– У нас есть перечень публикаций, на которые он подписывался, – сказал Рокерман. – Ясно, что он был знаком с работой Кендрью и Перутца. Он написал заметки на полях одной публикации о методах рассечения энзимов Бергмана и Фрутона.

Вэлкорт не знал ни одного из этих имен, но слышал благоговейные нотки в голосе Рокермана. Здесь также было нечто, на что может обратить внимание политик.

– У вас есть публикации, которыми он пользовался?

– Только одна. Он дал ее на время одному студенту, а студент забыл вернуть ее.

– Похоже, что этот О'Нейл – целая исследовательская группа в одном человеке, – сказал Вэлкорт.

– Он был всесторонне одаренным, в этом нет сомнения, – согласился Седдлер. – Должен был быть, чтобы сломать этот код в одиночку.

Рокерман сказал:

– Психологический портрет подсказывает нам, что некоторые из его талантов, по-видимому, оставались нераскрытыми, пока не всплыли под влиянием сильного душевного волнения после убийства его семьи.

Седдлер сказал:

– Мильтон Дресслер настаивает, что О'Нейл был, по меньшей мере, латентным шизоидным типом и перешел в режим гения, получив доступ к другой личности, которая была в скрытом состоянии до того взрыва в Ирландии.

Вэлкорт слышал о Дресслере – это был психоаналитик, возглавляющий биографическую группу. Президент сказал:

– Он чокнулся, потому что только псих способен сделать такую вещь.

– В психлечебнице, – сказал Седдлер.

Все трое дружно засмеялись нервным смехом. Седдлер и Президент смущенно посмотрели после этого друг на друга.

У Вэлкорта было мало времени на обдумывание брифинга после того, как они ушли. Что-то из того, что они сказали, раздражало его.

Быстрый переход