Лкетинга вымыл мне голову, помог упаковать вещи и спросил: «Коринна, ты правда ко мне вернешься?» Судя по всему, он не верил, что я вернусь. Он сказал, что многие белые женщины обещали вернуться, но не возвращались, а если и возвращались, то выбирали себе другого мужчину. «Лкетинга, я не хочу другого, только тебя!» – повторяла я. Я обещала часто писать, прислать фотографии и сообщить, когда решу все дела. Мне предстояло найти человека, который купил бы у меня магазин и квартиру со всей обстановкой.

Я попросила его сообщить мне через Присциллу дату своего приезда, в случае, если ему удастся получить паспорт. «Если не получится или если ты действительно не хочешь лететь в Швейцарию, просто так и скажи», – подчеркнула я. На то, чтобы завершить на родине все дела, мне понадобится примерно три месяца. Он спросил, сколько это – три месяца: «Сколько полных лун?» «Три полные луны», – рассмеявшись, ответила я.

В последний день мы не расставались ни на минуту и до четырех часов утра просидели в «Буш Бейби Баре». Мы проговорили всю ночь, и он снова и снова спрашивал, вернусь ли я. Удивляясь его беспокойству, я в двадцатый раз пообещала вернуться.

За полчаса до отъезда мы в сопровождении двух других масаи вошли в отель. Заспанные белые туристы, тоже уезжавшие в это утро, с интересом посмотрели на нас. Должно быть, с чемоданом в руках и в компании троих обвешанных украшениями масаи с дубинками я выглядела живописно. Когда пришло время садиться в автобус, Лкетинга и я обнялись еще раз, и он сказал: «Нет проблем, Коринна. Я буду здесь или приехать к тебе!» Затем он поцеловал меня в губы, чем немало меня удивил. Тронутая до глубины души, я села в автобус и помахала троим масаи, которые вскоре растворились в темноте.

Прошел месяц. В ответ на свои три письма я не получила от Лкетинги еще ни одного. Меня это беспокоило, и я написала Присцилле. Через две недели пришел обескураживающий ответ: Присцилла сообщала, что не видела Лкетингу уже две недели, с тех пор, как я уехала. Вероятно, он перебрался на северное побережье. С паспортом пока ничего не получалось. На прощание она посоветовала мне остаться в Швейцарии. Растерявшись, я написала еще одно письмо Лкетинге и отправила его на северное побережье, куда ушли все мои предыдущие письма.

Через два месяца подруга сообщила, что к первому октября готова купить мой магазин. Я очень обрадовалась, поскольку эта проблема беспокоила меня больше всего. Теоретически, уже в октябре я могла лететь в Кению, вот только писем от Лкетинги по-прежнему не было. Ехать ему в Швейцарию смысла уже нет, потому что скоро я буду в Момбасе, думала я, продолжая верить в нашу большую любовь. От Присциллы я получила еще два сбивчивых письма, но, поддерживаемая нерушимой верой, все же забронировала рейс в Момбасу на пятое октября.

На то, чтобы продать квартиру и автомобиль, у меня оставались две недели. С квартирой проблем не возникло. Я продала ее со всей обстановкой молодому студенту по смехотворной цене, что позволило мне оставаться в ней до последней минуты.

Друзья, коллеги по работе, все, кто меня знал, не понимали, что я творю. Особенно болезненным стало мое решение для мамы, хотя я чувствовала, что она понимает меня лучше других. Она молилась за меня и надеялась, что я найду то, что ищу, и обрету счастье.

Свой кабриолет я продала в последний день и сразу поехала на вокзал. Купив билет на поезд в Цюрих, я почувствовала сильное волнение. С маленькой сумкой и огромным чемоданом, в котором я везла майки, нижнее белье, легкие хлопковые юбки и подарки Лкетинге и Присцилле, я села в поезд и стала ждать отправления.