А спроси меня: хотел бы ты сына своего видеть на его месте, я тут же откажусь. Скажу: зарплата мизерная, порезать или подстрелить могут, начальство свое не любит, чужое вообще ненавидит. Я бы своему сыночку желал что-нибудь потеплее да пожирнее.
Видишь, Толя, как далеко это зашло? Не правильно мы живем…
— Ты — романтик, Петрович.
— Романтик? Что ты! Это у меня что-то вроде бабской мигрени. Временами. Сейчас вот приедем, и я Кириллу Алексеевичу напомню о священном долге, сейчас я его шугану…
Но Кирилла на даче не оказалось. Лаже никаких примет, намекавших на его недавнее присутствие, Марков-старший не обнаружил. Он обошел территорию, заглянул даже на крышу, где между скатами прятался в детстве Кирилл. Никого…
— Скажи, Толя, — спросил на обратном пути в город Алексей Петрович, — сколько у нас в Ленинграде ресторанов, кафе, баров?
— Не знаю. Наверное, много.
— А где музыканты играют вживую, наверное, меньше?
— Думаю, что меньше.
Где было искать Кирилла? Разве что попробовать через Диму Иволгина? Друзья должны знать, где он прячется…
В понедельник, во время селекторного совещания, ему позвонил куратор их объединения.
У Алексея Петровича даже мелькнула мысль: «Неужели у него квартира прослушивается?» Но не сплоховал, на приветливые слова отвечал сдержанно, когда же куратор перешел к делу, остановил его:
— Слушай, Максим Леонидыч. У меня на предприятии специальный отдел есть. Целый взвод их у меня. Номер его ты знаешь. Или забыл?
Так и звони туда. А то пока ты тут свои сети плетешь, у меня совещание простаивает.
Директор хотел уже бросить трубку.
— Погодите, Алексей Петрович. Дело-то вас лично касается, а не вашего предприятия. Так что вы бы меня выслушали. Тем более, что много времени я у вас не отниму. Запишите, пожалуйста, что завтра вам необходимо быть к одиннадцати часам на Литейном, четыре. Номер кабинета… Пропуск вам будет заказан. Не присылать же вам повестку, Алексей Петрович? Как-то несолидно…
Подслушивают, сукины дети! Нет, глупости.
За ругань разве вызывают? Кто сейчас только не ругает пескоструев этих? Довели страну! Пьянство, воровство и тунеядство… Тяжело придется следующему поколению. Надо будет им разгребать эти.., конюшни.., как их?.. Авдиевы, что ли?
Столько эти коровы навалили, что речкой не вычистишь. Тут надо фугас закладывать. Вот бы жахнуло! Во все стороны! Чистота в стране, только у всех морды в навозе!.. Все это не нам, не нашему поколению уже разгребать. Эх, Кирилл, о чем ты только думаешь?
В шестом классе Кирилла записали в знаменную группу школы. Очень хорошо он ходил строевым шагом. Дома всем демонстрировал, как надо поворачиваться. Один раз пионеров пригласили на слет пограничников, и Кирилла со знаменем тоже. Слет проходил в Большом доме. Для Кирилла это было большим событием.
— Что же ты видел? — спрашивал отец, который никогда не был на Литейном, четыре.
— Зал большой, пограничники сидят. Вдруг как забьет барабан! Настоящий, не то, что наш, из пионерской комнаты. Вот бы постучать!
— Постучишь еще, постучишь…
Теперь и Алексею Петровичу представилась возможность побывать в известном месте, правда, без знамени. Как и сын, он ничего примечательного внутри не заметил, да и не смотрел особенно по сторонам. Не на экскурсию ведь пришел и не на слет пограничников. Проходная, лифт, коридор… Все обычное, без особых примет. Но как-то поганенько себя чувствуешь, сжимаешься как-то, усыхаешь, как бабочка, проколотая юным натуралистом для коллекции насекомых. В кабинет Алексей Петрович хотел войти свободно, то ли постучав, то ли не постучав, как и подобает «красному директору». |