— Вы гениальный палковводец.

Она не придала этому значения. Она лежала и думала, что недаром тетя Циля всегда говорила, что ее любимая еда — та, которую готовила не она. Когда солишь по вкусу, перчишь и жаришь до готовности, вкус оценить невозможно.

А главное — абсолютно не хочется есть. Все равно, что самой себе посылать поздравительные открытки.

В общем, все это оставило ее равнодушной.

Не то, чтобы это было отвратительно. Нет. Просто вся мировая литература в этот момент показалась ей несколько надуманной. С чего вообще весь этот сыр-бор? В мечтах она экстазировала гораздо эффективнее. А потому приняла решение — больше к пройденному не возвращаться. Не ее это фасон.

Через два дня с удивлением для себя она обнаружила, что хотела бы продолжения. Была уверена, что должно быть какое-то развитие. Он станет уговаривать. Она с достоинством откажет.

Он будет ждать ее на улице после работы. К чему это приведет, еще неизвестно. Но его все не было.

Каждое утро она проверяла в каталоге читателей его формуляр. Среди прошедших за вчерашний день его фамилия не фигурировала. А карточка его мирно стояла на своем месте в первом ящике под буквой "А". И чем дольше его не было, тем отчетливей случившееся с ней приобретало романтический оттенок. И не так уж ей все это не понравилось. Сейчас, когда она не видела его уже две недели, ей казалось, что она бы, наверно, не отказалась встретиться с ним опять.

Но он не появлялся.

Однажды утром, как всегда, она проверяла карточки вчерашних читателей и неожиданно наткнулась на его фамилию. За прошедшие недели она так часто смотрела на этот листок, что знала на нем каждую закорючку. Ее как будто бы стеганули крапивой под коленками. Она села и еще полчаса смотрела куда-то вдаль.

Она поменяла все свои утренние смены на вечерние, чтобы оказаться на месте в нужный момент.

— Меня никто не спрашивал? — каждый раз начинала она вместо приветствия. Сотрудницы с любопытством на нее поглядывали.

— Да нет… Вроде бы никто…

Чем дольше они не встречались, тем ужаснее ей казалось его исчезновение. Прошел месяц. ее замешательством, повернулся и быстро пошел по длинному коридору. И, не оборачиваясь, пробормотал, поддержав свои слова картинным жестом руки:

— А вы подумайте…

Она так и осталась стоять. И досмотрела до конца его мучительный уход, закончившийся резким поворотом за угол.

И почему-то не к месту подумала, что так никогда и не узнает, что же все-таки связывает «Основу психоанализа» с «Кузнечным делом в Омской губернии»…

Дура — дура. Нелепая дура. Все не так поняла.

Так нелепо разыгралась. Так глупо себя вела.

И этот взгляд. Он просто убил ее своим взглядом. Она — воздушный шарик, который лопнул. Вещь одноразового использования. Она уже не вспоминала о том, что сама хотела все закончить. Если бы сама — это одно. А такого острого унижения она еще никогда не испытывала.

Сказать маме? Пожилой и постоянно оглядывающейся на других. Мама скорее переживет ее смерть, чем позор. У нее, у учителя, тридцатилетняя дочь принесла в подоле… Она этого не выдержит. Пойти к врачу? К врачу она однажды ходила. Знает. Почему-то женская консультация ассоциировалась у нее с застенками гестапо. А она знала, что даже раненые оставляли одну пулю для себя, только чтобы туда не попасть. Она ждала два с половиной месяца, пока что-нибудь образуется. Но стало только хуже.

Два с половиной месяца она видела мир сквозь маленькое тюремное окошко своей страшной тайны и абсолютно беспросветного ужаса. Чувствовала она себя ужасно.