— Конечно, нет. Прошу прощения, — пошел на попятную Стивен, пытаясь спасти ситуацию. Ведь ничего путного из конфликта с властями никогда не выходит. — Мы с вами — всего лишь винтики в гигантской машине управления. Может, вы дадите мне адрес соответствующей организации в Англии, которая занимается пациентами с «зелеными наклейками»?..

Снова постучав по клавиатуре, Джен Томсон сделала выписку на небольшой бумажке.

— …и, возможно, у вас есть какая-то информация о том школьном лагере, с которого все началось?

Опять стук по клавиатуре, и еще одна записка.

Данбар поблагодарил чиновницу и с облегчением покинул заведение, размышляя о том, что у него были точно такие же ощущения, когда он в последний раз был в правительственном офисе. А еще его посетила мысль, что он чувствовал точно такое же раздражение, которое так расстроило Скотта Холдейна. Стивен нашел кофейню на Монингсайд Роуд, заказал себе двойной эспрессо и извлек из кармана две записки. Организация называлась «Лейкленд ГМТБ», что, как Данбар догадался, означало «группа мониторинга туберкулеза», а находилась она на Уайт-холл в Лондоне. Школьный же лагерь носил название «Пайнтопс» и располагался на берегу озера Виндермер, недалеко от городка Боунесс-он-Виндермер. И, кстати, не так далеко от того места, где он сам вырос. В памяти всплыли картины отдыха из «Ласточек и Амазонок» и детей, весело проводящих время в восхитительной местности.

А вот «Лейкленд ГМТБ» напомнила о статьях, что Стивен недавно прочел в медицинских журналах, про возвращение туберкулеза в Великобританию, после того как болезнь уничтожили в 1960-х годах. Вот уже несколько лет считалось, что больше нет необходимости проверять детей на наличие этого заболевания или предлагать вакцинацию. В результате выросло поколение, уязвимое перед болезнью, да еще таких детей привозили иммигранты. Помимо всего устойчивые к лекарствам штаммы стали встречаться все чаще, и это уже превратилось в пугающую тенденцию.

Потягивая кофе, Стивен размышлял, есть ли ему смысл оставаться в Эдинбурге? Он мог бы поговорить с матерью Триш Лионс, но не был уверен, что это принесет реальную пользу делу, разве что расстроит несчастную женщину. С другой стороны, если Триш хоть что-то рассказала об «инциденте» с того момента, как попала в больницу, это могло бы очень помочь. Но об этом лучше осторожно разузнать у медперсонала.

Если Триш опрокинула на себя кипяток намеренно, а психиатрическая помощь, сработай она вовремя, могла бы предотвратить несчастье, тогда самоубийство Скотта Холдейна становилось возможным, несмотря на все заверения его жены. Однако, если все произошло случайно, загадка смерти Холдейна оставалась неразгаданной. Да и убийства, хоть и маловероятно, не следовало полностью исключать. Правда, криминалисты так и не нашли доказательств, к тому же не было никакого очевидного мотива, только домыслы горюющей вдовы.

Стивен прибыл в Королевский госпиталь для детей в начале четвертого пополудни и переговорил с ординатором, который занимался лечением Триш Лионс, доктором Джоном Филдингом.

— Юная леди все еще серьезно больна, — сообщил Филдинг.

— Ожог настолько серьезен?

Было видно, что Филдингу стало неуютно от этого вопроса. Он нервно почесал затылок и сказал:

— Ожог был серьезным, но… нас сильно беспокоит процесс выздоровления.

— В каком смысле?

Еще один нервный жест.

— Ну… его как бы не наблюдается. — Филдинг растерянно пожевал губами. — Такое впечатление, будто есть некая психологическая причина тому, что девочка не поправляется.

— Как я понимаю, она больна витилиго? — уточнил Стивен.

Филдинг кивнул.

— Именно поэтому мы считаем, что тут вовлечен психологический фактор.