Стоя здесь, у бассейна, в тени каштана, он как бы взглянул куда-то глубоко-глубоко, в другую свою жизнь. Увидел себя другого. Нечетко и неясно, как собственное отражение в воде.

Но и отражение — оно было его: у них у обоих одна сущность. Какая-то своеобразная сущность. Какой-то мир. Ему хотелось знать, какой мир он в себе скрывает. И есть ли тот мир? Миры — они есть. Наверняка. Эйнштейн, Шевченко, Менделеев, Маркс, Руссо — это миры. Они движутся. Вокруг них была атмосфера. А другие? Это тоже миры, только мелкие? Или они не мелкие? Почему и зачем и куда они движутся? Куда движется твой мир? Может, об этом ты хоть в какой-то степени узнаешь сегодня. Он вздрогнул от этой мысли, посмотрел на часы и быстро пошел вниз по улице Толстого.

В лаборатории царил дух тревожной торжественности, приподнятости. Дмитрий Иванович старался держаться спокойно, даже немного переигрывал в этом, прошел по всем комнатам, поговорил с Вадимом и Юлием и сказал, чтобы начинали. Собственно, не начинали, а заканчивали. Ведь все эти дни были отданы подготовке. Тут было много чисто механической работы: измельчение и разрушение ультразвуком хлоропластов, фрагментация, выделение первой фотосистемы из стромы и гран — длинная цепь от обыкновенных листочков зеленого гороха до готовой суспензии, в которой сделан целый ряд проверок, затем введен меченный по фосфору аммонилтетрафос и проведена реакция на солнце. Сегодня они должны узнать, вступил в реакцию аммонилтетрафос или нет.

Дмитрий Иванович не собирался лично присутствовать при этом. Все уже выверено, а разогнать экстракт на электрофорезе, наложить хроматографическую бумагу или сделать вычисления на счетчике Гейгера — Мюллера не хуже его, а может, даже лучше сумеют Вадим и Юлий, а также приглашенный из лаборатории изотопов Николай Яструбец. Марченко не хотел им мешать. А главное, он просто боялся, что не выдержит напряжения, не переживет того мгновения, страшного мгновения, когда должен будет отозваться радиоактивный фосфор. А если он будет молчать? Если темные пятна так и не появятся на пленке? Нет, лучше уж не видеть этого. Лучше узнать об этом от других. То будет «да» или «нет», и больше ничего, и никакого мелькания перед глазами, никакого сердцебиения и отдачи в левую руку.

Он пожелал всем успеха, все они дружно, хором послали его, по общепринятому ритуалу, к черту, и он пошел к себе в кабинет. Снял и повесил на спинку стула пиджак, распахнул окно, придвинул к себе присланную на отзыв из института ботаники диссертацию. Раскрыл и стал читать.

Он читал долго, а может, ему только показалось, что долго, а когда оторвался, в изумлении заметил, что ничего из прочитанного не понял. Он даже не мог сказать, о чем именно читал. Только теперь сообразил, что все время думал о том, что делается через две комнаты от него. Пытался отгадать, на каком они этапе и скоро ли закончат.

Дмитрий Иванович подумал, что диссертацию он сегодня читать не сможет. Большая, серьезная работа, тут надо сосредоточиться, погрузиться в нее с самого начала, иначе ничего не поймешь. Пока что он напишет письмо в Алма-Ату, ответит коллегам из Алма-атинского института физиологии растений на их вопрос по исследованию световой фазы фотосинтеза, которое частично тоже проводит их лаборатория.