— Вот ваши деньги и билеты, — сообщил он. — За номер в гостинице уже уплачено.

Гроуфилд запихнул конверт во внутренний карман.

— Наверное, мне следует поблагодарить вас, ребята, сказал он. — За то, что вытащили меня из дерьма.

— Время покажет, — ответил Кен.

Впрочем, сейчас Гроуфилда не радовали никакие виды, в особенности виды на будущее. Он мечтал о том, чтобы самолет вовсе не оторвался от земли. Эта задержка дала бы ему немного времени, и он, возможно, сумел бы как — то выкрутиться. Но тут, к несчастью, распогодилось, самолет поднялся в воздух, и вот он, Нью — Йорк, нате вам. Самолет на Квебек тоже взлетит, Гроуфилд испытывал удручающую уверенность в этом. Самолет на Квебек взлетит, даже если ему придется пилить до самого Северного полюса.

Кто же меня пасет? — думал Гроуфилд. Самолет шел полупустым, но все равно на борту было не меньше десяти человек, весьма похожих на сослуживцев Чарли и Кена. Вся подлость заключалась в том, что тайным агентам полагалось быть похожим на обыкновенных людей, а значит, тех, на кого он грешил, можно исключить из числа подозреваемых. Стоило подумать, что человек — тайный агент, и сразу становилось ясно, что по определению он никак не может быть тайным агентом.

Гроуфилд совсем расстроился, поняв, что вынужден играть по их сценарию. Даже если он и сбежит от них, скажем, в Нью — Йорке, эти люди не из забывчивых. Они не простят. Они будут искать его и, если отыщут, то найдут и способ повесить на него это проклятое ограбление броневика. Значит, надо менять имя и вступать в актерскую гильдию как совсем другой человек; возможно, даже отпустить усы и шевелюру. А это означает отказ от не очень доходной, но неплохой актерской карьеры, на которую потрачены годы. Волей — неволей придется избегать встреч с театрами, актерами и режиссерами, которые знали его как Алена Гроуфилда.

Все это чревато болью, грустью и опасностью. Начать новую жизнь у всех на виду и при этом остаться незамеченным трудно, но у этой перспективы есть одно решающее преимущество по сравнению с теми играми, в которые играют Кен и Чарли: он останется живым. А если отправиться в Квебек и начать расхаживать на цыпочках в толпе полковников и генералов, прячущихся под чужими личинами, если выйти на сцену международного заговора и играть роль, которой вовсе не знаешь, — вот тогда, похоже, конец один, и ничего лучшего ждать не приходится. Это будет его собственный конец. Лучше уж быть бесприютным, чем найти приют в гробу. Загвоздка в том, как сбежать. Трудно уйти от погони, если не знаешь, кто за тобой гонится. И все — таки попытка — не пытка.

Загорелась табличка, призывающая не курить и пристегнуть ремни, самолет наконец перестал описывать круги и пошел вниз по длинной пологой траектории, будто по бесконечной подъездной аллее к какому — нибудь дому. Тусклые багровые тучи за иллюминатором уходили все дальше ввысь, грязный кегельбан внизу приближался. Вдруг все огни исчезли, за исключением нескольких одиноких точек света, голубых, мерцающих желтых, белых. Они виднелись сквозь снежную мглу. Внезапно. Гроуфилд почувствовал, как быстро мчится самолет, и мгновение спустя шасси коснулось земли. Посадка получилась довольно жесткой, самолет сильно вздрогнул, подпрыгнул, снова поймал полосу, немножко заелозил по бетону, и Гроуфилд ощутил ремень безопасности, готовясь отразить покушение на свою жизнь еще и со стороны авиакомпании. Но в следующий миг он почувствовал, как самолет выровнялся и снова стал слушаться штурвала. Гроуфилд откинулся в кресле и выглянул в иллюминатор. Вдалеке светились крошечные огоньки аэропорта Кеннеди. Самолет затормозил, моторы взревели, потом смирились со своей участью, и следующие десять минут лайнер бестолково и бесцельно ползал туда — сюда по аэродрому, сворачивая, казалось, наобум то влево, то вправо.