|
Когда же дорогие гости, продолжая соблюдать строгую секретность, отбыли в аэропорт вместе с его чадами и домочадцами, представитель старинного княжеского рода, всю сознательную жизнь проработавший освобождённым парторгом Сухумского обезьяньего питомника добросовестно изображал спящего под столом в ресторане в течение двух с половиной часов. Борщевский дал указание не будить овдовевшего князя, пока самолёт не улетит. В тот день вылет на Тель-Авив задержали на два часа.
По прибытии в Израиль брачная афера Борщевского получила логическое продолжение. Выяснилось, что искомое гражданство супруга парторга обезьяньего питомника может получить только после пяти лет непрерывного супружества с Сынком. А жениться на обожаемой им приемной внучке Вячеслава Борисовича Вова не сможет в принципе. Сынок удочерил свою возлюбленную, чтобы без помех доставить её в Израиль, а израильское законодательство брака между дочерью и отцом не разрешает.
Через несколько дней после победного завершения тбилисских гастролей Вячеслава Борисовича, его посетила мама Вовы Сынка. Главной целью её визита был скандал, который она надеялась устроить в доме Борщевских, желательно при большом стечении публики.
— Выходи, грязный развратник! — крикнула она так громко, что во всем поселении завыли собаки. К её удивлению, Вячеслав Борисович не только вышел, но и охотно вступил в беседу.
— Слушаю внимательнейшим образом, — сказал он, глядя на чрезвычайно рослую мадам Серебрянникову снизу вверх, но свысока, — чем, собственно, могу служить?
— Вы лишили моего сына возможности создать семейный очаг, — с горечью констатировала мама Вовы Сынка. И, немного погодя, добавила — Подонок.
— Вы определенно что-то путаете, любезнейшая. Только благодаря мне ваш атлетически сложённый сын и познал семейное счастье. Другое дело, — тут Борщевский вспомнил князя из Сухумского обезьяньего питомника, — что ваше утверждение о том, что я подонок — совершенно справедливо.
Возразить по существу было нечего, хотя и ответ Вячеслава Борисовича не удовлетворил её в полной мере. Поэтому борющаяся за семейное счастье своего сына мадам Серебрянникова начала издалека:
— Вова — несчастный ребенок. В детстве его обижали хулиганы. Он был единственным еврейским ребёнком в классе. Всё своё свободное время я водила его на тренировки во все спортивные секции, которые были в Вологде. Из-за непрерывных отжиманий от пола он не видел детства. Эта девчонка вскружила ему голову.
— Ничего удивительного, — утешил ее Борщевский, — девушка она красивая. Кстати, плод любви грузинского князя и актрисы Саратовского драматического театра, приехавшей на летние гастроли в Сухуми. У вашего сына прекрасный вкус.
— Вова чист и доверчив, — не слушая собеседника, продолжала мадам Серебрянникова. — Она вертит им как хочет. Сейчас, по её просьбе, они поехали ловить рыбу на Мертвое море.
— Вы просто не заметили, как ваш сын вырос, — продолжал увещевать маму Вовы Сынка Борщевский, — находясь в Тбилиси, он представился Моне как знаменитый израильский киноактер, который, вместе с её мамой, участвует в съемках документального фильма о настоящей грузинской свадьбе. При этом он убедил Мону ничего не рассказывать о съемках отцу. Ему хотелось, чтобы фильм стал сюрпризом для потомка старинного княжеского рода. Самой же девушке он пообещал контракт на роль Клеопатры в сериале, к съемкам которого приступает киностудия «Антисар», а также приз за главную женскую роль на престижном кинофестивале в Ливна. Всё это характеризует его как зрелого мужчину, способного взвалить на свои плечи обязанности по созданию семьи.
— О какой семье речь? — не унималась мама Вовы Сынка, — моего сыночка женили без моего ведома на моей ровеснице. |