Ну ладно, значит, ей удалось войти. Я тоже позволил Джи-Джи втащить меня в холл. Процессию замыкали Дэн и двое полицейских в штатском.

Я еще ни разу в жизни не был так близок к сердечному приступу. В холле было не протолкнуться, идти приходилось между натянутыми шнурами. И правая сторона, откуда вошла Белинда, отсюда не просматривалась.

Но вот уже через несколько секунд мы оказались в зрительном зале. Я заметил, что для нас оставлен задний ряд центрального сектора. Полицейские в штатском сидели в заднем ряду бокового сектора; нас разделял только проход. Дэн остался с ними. Три передних ряда перед нами, прямо в центре зала, уже заполнили репортеры; некоторых из них я видел раньше у своего дома. В зале также присутствовали обозреватели практически всех местных газет, наши знакомые, специально принарядившиеся в честь премьеры, а также писатели и люди искусства. Я заметил в переднем ряду Шейлу и Энди Блатки, получивших пригласительные билеты. Шейла послала мне воздушный поцелуй, а Энди поднял вверх сжатую в кулак руку.

Белинда стояла в правом проходе. Она, по своему обыкновению, жевала резинку и как одержимая строчила в блокноте. Она, беспомощно щурясь за стеклами очков, смотрела куда-то вверх, а потом стала пробираться к нам через пустой ряд центрального сектора.

— Мистер Уокер, вы дадите мне автограф? Автограф! — кричала она с резким итальянским акцентом, тем самым привлекая к себе всеобщее внимание.

Я прямо-таки остолбенел.

«Ну все, началось», — подумал я, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Алекс и Блэр уже успели занять места в ряду перед нами. Джи-Джи, который шел следом, не сводил глаз с Белинды. Лицо его застыло, и он, похоже, был напуган не меньше моего. Сьюзен стояла в проходе, засунув пальцы за пояс.

Белинда, так и не выплюнув резинку изо рта, подошла прямо ко мне и протянула каталог выставки вместе с шариковой ручкой.

На долю секунды я, оцепенев, смотрел на нее и видел только эти голубые глаза в обрамлении каштановых ресниц, каштановые брови и блестящие гладкие каштановые волосы. Я не мог ни дышать, ни протянуть руку, чтобы взять у нее шариковую ручку.

Она продолжала безмятежно улыбаться. О прекрасная Белинда! Моя Белинда! Я чувствовал, как шевелятся мои губы, непроизвольно растягиваясь в улыбке. И пусть смотрят себе на здоровье! И пусть весь остальной мир катится ко всем чертям!

— Уокер, дай девчушке автограф, — сказала Сьюзен. — Пока они не запустили в зал бушующую толпу.

Бросив взгляд на каталог, я увидел окруженную красным фломастером цветную репродукцию картины «Белинда, возвращайся назад!», а внизу — надпись, сделанную ее почерком: «Я люблю тебя».

И тогда дрожащими, словно чужими руками я взял у нее шариковую ручку, которая скользила, как коньки по льду, и написал: «Ты выйдешь за меня?»

Она подмигнула, улыбнулась мне и снова заговорила со Сьюзен по-итальянски. Полицейский в штатском явно не обратил на нее никакого внимания. Интересно, о чем, черт возьми, она беседовала со Сьюзен?

Неожиданно Сьюзен страшно развеселилась. Она запрокинула голову и разразилась низким хриплым смехом, а потом игриво ткнула меня кулаком в бок.

— Сядь на место, Уокер, — прошептала она.

Но вот публику уже запустили в зал. Я передвинулся поближе к Джи-Джи, а Сьюзен села рядом со мной у прохода. Белинда заняла кресло в проходе напротив нас, прямо перед полицейскими в штатском, на которых не обращала абсолютно никакого внимания, и снова ослепила меня широкой улыбкой.

— Сьюзен! — испуганно прошептал я.

— Заткнись, — шикнула она на меня.

Тем временем хлынувшая толпа стремительно заполняла все четыре прохода.

Сердце билось так громко, что мне казалось, полицейские в штатском не могли не слышать.