– На том свете чертям будешь объяснять! На водных процедурах!
Василий с неожиданной ловкостью перепрыгнул через кровать, выиграв несколько секунд, но потеряв возможность прорваться к двери.
– Галина! – попытался он вразумить жену. – Галина Евгеньевна, не делайте ничего непоправимого! Вы должны сначала выслушать меня, а потом уже принимать решение…
– Слушать тебя? – Галина расхохоталась. – Я и так слишком долго тебя слушала! Ты, свинорыл, мало того что от живой жены второй раз женился, ты меня еще и обворовал! Я тебя сейчас лично на куски разорву и буду в своем праве! Все равно официально ты уже давно покойник, я на тебя и свидетельство о смерти получила!
– Защитите меня! – завопил Василий, бросаясь к бравым капитанам. – Вы же сказали, что из милиции? Значит, вы должны меня защищать, это ваш долг…
– Не вмешивайтесь! – прервала его Галина, отсекая дорогу к двери. – Это наше семейное дело! Мы уж с этим козлом как-нибудь без посторонних разберемся!
– Питиримыч, чего делать-то? – вздохнул Гудронов, отскакивая в сторону, чтобы не попасть под горячую руку Галины Ипатовой.
– Смываться отсюда, от греха подальше! – выдвинул Ананасов разумное предложение.
Василий, проявляя подлинные чудеса ловкости, лавировал по комнате, преследуемый женой. Не сводя с нее глаз, он упустил из виду второго противника и вдруг издал истошный вопль: Энни, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, подскочила и вцепилась сквозь брюки в его зад.
– Так его, Энни, девочка! – радостно закричала Галина. – Откуси ему все под самый корень!
– Только не это! – взвыл Василий, пытаясь сбросить кусачую собачонку.
– Раньше надо было думать! – выпалила Галина, форсируя кровать и подбираясь к блудному мужу. – Энни, молодец, не отпускай его! Вдвоем с тобой мы его скрутим…
И в это мгновение из распахнутых дверей донесся мощный басистый голос:
– Кому сдавать-то?
На пороге спальни стояло крупное существо женского пола с огромными руками и ногами и печальными коровьими глазами на добродушном круглом лице. Впрочем, сейчас это лицо трудно было назвать добродушным, скорее, оно было решительным и даже героическим. В правой руке крупного существа извивалось что-то мелкое, визгливое и белобрысое.
Ибо, несмотря на свою специфическую внешность, а может быть, в противовес ей, Любочка имела большое любвеобильное сердце, полное неизрасходованной нежности.
– Люба! – самым своим суровым голосом говорил ей полковник Хохленко. – Не верь ты этим паршивцам! Ведь они, насмешники этакие, готовы самое святое вышутить, ради красного словца и отца родного не пожалеют!
Любочка молча стояла перед начальником и моргала большими и грустными, как у коровы, глазами. Умом она понимала его правоту, но сердце ее отказывалось верить.
– И даже в их сторону не смотри, мимо проходи, как будто они – пустое место! – надрывался Кузьма Остапович, не зная, что все его воспитательные беседы Любочке как слону дробина. – Вообще-то они парни хорошие…
«Вот видите!» Любочка радостно заулыбалась.
– Но охламоны, каких мало! – в сердцах вскричал полковник и махнул рукой.
Любочка последних слов не услышала, она думала, что третьего дня в столовой и вправду поступила с капитаном Ананасовым слишком строго, облив его абрикосовым компотом. Но это вышло совершенно случайно, и вообще он сам напросился – сказал ей двусмысленный комплимент, такой сложный, что сам запутался. Любочка комплимент не поняла, но все люди в столовой долго смеялись. Правда, над облитым компотом Ананасовым они смеялись еще больше. |