|
Курточка висела в витрине. Голубая, линялая, узкая, вытертая — такую могла бы носить девочка, которая еще играет в куклы. Тридцать фунтов. Гортензия впилась в нее глазами. Вынь да положь ей эту куртку! Она ей как по мерке! Но заглянув в кошелек, быстро подсчитала, что денег на нее не хватит: девяносто фунтов, а ей еще платить за электричество. Она бросила на вожделенную куртку прощальный взгляд, отвернулась и пошла дальше. Но куртка не шла у нее из головы. «Сколько месяцев я ее ищу! Она ну просто создана для меня!» Она так упорно об этом думала, что поскользнулась. Гэри подхватил ее под локоть. «Эй, — сказал он, — не уносись так далеко в эмпиреи! Не уходи, побудь со мной!..» Он взял ее под руку, и она прижалась к нему.
Они зашли в пиццерию. Гэри попросил заказать ему овощную пиццу, сыру побольше, есть, мол, хочу — умираю. А сам отойдет на минутку. Гортензия смотрела ему вслед. Ей нравилось, как он выглядит со спины, его походка, как он огибает столы и людей: будто ему не до них. «Я люблю его, потому что ему никто не нужен. Я люблю его, потому что он не стремится нравиться. Он одевается как попало и при этом все равно выглядит элегантно. А мне нравятся элегантные люди, потому что они не продумывают, не вертятся часами перед зеркалом, вот я бы, например, в этой джинсовой курточке смотрелась очень неплохо: скажем, с черным платьем и красными туфлями на высоком каблуке или с узкими черными брюками и балетками». Ой, до чего же ей хотелось эту куртку! Прямо дыхание перехватывало! Но делать нечего, если она не заплатит, что с нее причитается, за электричество, аятолла опять начнет читать ей мораль и проест ей плешь своими нравоучениями… Она заказала две большие пиццы и два кофе. Нарисовала на бумажной скатерти ту злосчастную курточку и приделала ей руки, будто бы они тянутся к ней. И потертая она ровно как нужно… А воротник! Она даже воротник успела разглядеть. Воротник что надо. И манжеты. Манжеты просто само совершенство. Их можно отогнуть или закатать рукава… — Как же мне осточертело вечно быть без денег, — пробормотала она сквозь зубы. Отложив карандаш, оторвала уголок скатерти с рисунком, разодрала его на мелкие клочки и рассыпала по полу. Куда это запропастился Гэри? Очередь там в туалет, что ли? Кстати, отобрать, что ли, у него шарф? Гэри вернулся со свертком из коричневой бумаги и положил его перед Гортензией на стол. — Смотри, — радостно воскликнул он, — что я нашел в туалете! Разверни! — Совсем уже? — пожала она плечами. — Я заказала пиццу и кофе. — Да открой же! Гортензия брезгливо развернула сверток. Там лежала джинсовая курточка. — Гэри! Как ты догадался?.. — Ну как, подойдет? Она немедленно ее натянула. — Не жмет? Вроде маловата… — То, что надо! Не смей наговаривать на мою куртку! Она проносила ее не снимая весь день и всю ночь. И еще много недель с ней не расставалась.
Гортензия сняла куртку с вешалки и зарылась в нее лицом. Тот день снова встал в памяти. Они ходили по кэмденским мощеным улочкам, держась за руки. Перебирали всякое барахло на прилавках, хотели найти что-нибудь интересное. Например, лопасть от вертолетного пропеллера или макет корабля. Гэри искал кому-то из друзей подарок на день рождения. Кому именно? Она уже не помнила. Зато помнила блестевшие булыжники, на которых то и дело поскальзывалась, и как она крепче цеплялась за руку Гэри, и как слегка жала в плечах джинсовая курточка. Что он, интересно, сейчас делает? Почему не звонит? Почему они все время воюют?.. Она взяла черное платье на молнии — специально заказала экземпляр по своей модели. Эластичная ткань сидела так плотно, что едва вздохнуть. |
