Жозефина потерла нос. «Раньше, — подумала Гортензия, — этот жест меня буквально выводил из себя». Условный рефлекс: это означало, что жизнь не сахар, что нет денег, что папа их бросил, что мама все время грустит.

— Послушай, солнышко, мы с тобой толком еще не успели поговорить… Эта работа в Нью-Йорке — это серьезно?

— Вполне.

— Точно?

— Боишься, что меня умыкнут наркоторговцы или я попаду в притон?

— Ты куда-то едешь, а я ничего не знаю… Где ты будешь жить? Что это за работа? Кто тебе ее предложил, этот, как его…

— Фрэнк Кук.

— Ну и кто это? А вдруг с тобой что-нибудь случится?

— Ничего со мной не случится, это вполне надежный и адекватный человек. Помнишь Николаса, моего друга там, в Лондоне?

Жозефина кивнула.

— Ну вот, он с ним поговорил, они вместе составили мне договор, Николас все проверил, узнал, что это за человек… У меня будет своя квартира, адрес, телефон, ты будешь мне звонить. Можешь даже приехать в гости, если хочешь. Там есть отдельная комната для гостей. В общем, все в ажуре. И кстати, я и Филиппа попросила проверить, и он тоже сказал, что все в порядке. Тебе полегчало?

Когда Гортензия упомянула Филиппа, Жозефина разволновалась. Сердце у нее забилось, и она, запинаясь, переспросила:

— Ты встречалась с Филиппом?

— Ну да. Мы с ним довольно часто видимся, иногда обедаем вместе, он мне часто советует… Он же мне, кстати, и спонсора подыскал, когда я делала витрины.

— Да?..

Гортензия лукаво взглянула на мать. Та сидела, переплетя пальцы, и нервно обдирала заусенцы.

— Валяй, мам. У тебя же накипело. Спрашивай!

— Нет-нет…

— Да чего там! Сама знаешь, ты скрытничать не умеешь. По тебе можно все как в книге читать.

Жозефина виновато улыбнулась:

— Я правда так предсказуема?

— Мата Хари из тебя еще та. Ну так что? Что тебе рассказать?

— У него все хорошо? — застенчиво начала Жозефина.

— И все?

— Ну… Понимаешь…

— Так вот, слушай. У него все хорошо, он живет один, он красивый, умный, талантливый мужчина и свободен как птица. Но ты тоже не сиди сиднем, потому что на таких всегда большой спрос.

— Там Дотти…

— Дотти вернулась жить к себе, и насколько я могу судить, Филипп совершенно не был в нее влюблен. Он просто помог ей в трудную минуту.

— Вы с ним говорили обо мне? Он спрашивал, как у меня дела?

— Нет.

— Это, наверное, плохо…

— Не факт. Он тактичный человек. Скорее всего, он считает, что раз я твоя дочь, это не повод использовать меня как почтовый ящик. К тому же вы оба взрослые люди, вам посредники не нужны.

— Раньше он посылал мне цветы, книги, открытки… И писал всегда что-нибудь двусмысленное. Например, в последний раз это была цитата из Камю: «Обаяние — это когда тебе говорят да, хотя ты ни о чем и не просил».

— И что ты ему на это ответила?

— Ничего, — созналась Жозефина.

— Ничего?! — взревела Гортензия. — Мама! В конце-то концов! Чего тебе еще надо?! Чтобы он валялся у тебя в ногах и бряцал цепями?

— Я же знала, что он живет не один…

— Естественно, если ты не будешь отвечать на письма, ему это рано или поздно надоест! Он же нормальный человек, не святой! Черт знает что! У тебя, конечно, миллион дипломов и степеней, но в любви ты полный ноль.