Погода была прекрасная, на лужайках всюду расстелены пледы. Люди болтали по телефону, ели арбузы, играли на компьютере… Влюбленные сидели спина к спине. Девушки подпиливали ногти и говорили о работе. Одна закатала джинсы до колен и одновременно качала пресс и красила себе ногти на ногах. Дети играли в бейсбол или просто гоняли мяч. У одного была футболка с надписью: «Продаются родители. Состояние — подержанные». Подальше несколько человек, все в белом, в белых панамах, играли в кегли: они катали по ровному газону темные деревянные шары и негромко переговаривались. Наклонялись за шаром плавным, изящным движением, а бросали мяч небрежно, едва ли не устало, словно ни с кем и не соревнуясь. «So british!» — восхитилась про себя Гортензия этой непринужденной элегантностью.

И подумала о Гэри. Не решаясь себе признаться, она искала глазами серый дощатый мостик и дорожку, усыпанную белым гравием.

Когда солнце над парком стало клониться вниз, она пошла домой, приняла душ, заказала по телефону суши и поставила на DVD-проигрыватель сериал «Безумцы». Оставалось досмотреть третий сезон. Гортензии очень нравился Дон Дрейпер. Он тоже был so british.

Она выключила телевизор в три часа ночи.

«Где же, черт побери, — подумала она, — этот дощатый мостик?..»

Среди ночи позвонила Зоэ.

— Это опять ты?

— Это очень серьезно. Звонила мама. Они с Филиппом в какой-то церкви. Она пела от радости! Она сказала, что очень-очень счастлива и хочет мне сказать первой. Как ты думаешь, они теперь поженятся?

— Зоэ! Ты знаешь, который час? Тут шесть утра!

— Ой! Я неправильно подсчитала.

— Я спала!!!

— Слушай, Гортензия, но почему она звонит из церкви?

— Мне плевать, Зоэ! Какая разница? Не мешай мне спать, мне завтра на работу!

— Я пишу новую книгу, — сказала Жозефина. Они сидели с Филиппом в обнимку под большим платаном на лужайке у церкви.

— Можешь писать ее здесь.

— А Зоэ?

— Она будет ходить во французскую школу.

— У нее есть мальчик.

— Я ей куплю проездной на «Евростар», будет ездить к нему когда захочет. Он тоже может к нам приезжать.

— А Дю Геклен?

— Дю Геклена будем выгуливать здесь в парке. Знаешь, какие в Лондоне красивые парки!

— А университет? Не могу же я вот так все бросить…

— Жозефина, от Лондона до Парижа два часа на поезде! Тоже мне! Прекрати на все говорить нет. Скажи да.

Она запрокинула голову и поцеловала его. Он сжал ее крепче.

— Много у тебя еще контраргументов?

— Нет, ну просто…

— Хочешь остаться на склоне лет в гордом одиночестве?

— Нет.

— Что ты будешь делать одна? Ты же говорила, что жизнь как вальс и надо танцевать, когда приглашают. — Филипп уткнулся лицом ей в волосы. — А вальс танцуют в паре.

— Верно.

— Так давай танцевать вместе, Жозефина. Мы и так уже слишком долго тянули.

Раз вечером, в начале августа, Гортензия вернулась с работы домой. Джулиан приглашал ее поужинать, он хотел прочесть ей свой новый рассказ. Но Гортензию не занимала история о девушке, которая так настрадалась в детстве, что теперь убивала всех своих любовников столовым ножом. И она вежливо отказалась.

Было очень жарко, 88° по Фаренгейту, и девяносто девять процентов влажности. Гортензия решила было дойти пешком, но не прошла и трех улиц, как сдалась и подозвала такси. Дома она приняла душ и улеглась на белом диване со стаканом лимонного сока с медом и со льдом.