В последнем можно не сомневаться. Вряд ли кто-нибудь из членов семьи решит дезертировать по трезвому размышлению. Он будет обречен на месть своей семьи и постоянное подозрение новой семьи. Предателя могут ценить, но доверять — никогда. Предавший раз может предать и второй раз. Предатель только тогда перестает быть предателем, когда занимает место того, кого он предал. Как раз то, что, очевидно, не прочь бы сделать и та змея, что где-то ползала сейчас по Пайнхиллзу. Сначала ослабить его, Коломбо. Одно нападение на конвой, другое. Один провал, второй, третий, десятый. Случайность раз, случайность два, а потом пойдут разговоры: «Стар стал, уже не тот, ни одной операции спланировать не может. А мы? Стоит ли издыхать под пулями только оттого, что старик цепляется за власть? Не пора ли?» И тогда тот, кто ждал своего часа, подаст знак. Или сам прошьет его автоматной очередью. Или затянет по старинному обычаю удавку на его шее. И улыбнется снисходительно. Каждому свое. Теперь его очередь.
Коломбо вздохнул, помассировал себе сердце, включил магнитофон и сказал человеку, стоявшему перед ним:
— Садись. Как тебя зовут?
— Арт Фрисби.
— Место жительства?
— Грин Палисейд, Уотерфолл.
— Член семьи?
— Да.
— Место в семье?
— Лейтенант.
— Сколько времени в семье?
— Восемь лет.
— Кто тебя рекомендовал?
— Толстый Папочка.
— Откуда ты его знаешь?
— Я пришел к нему одиннадцать лет тому назад и сумел убедить его, что смогу быть ему полезен.
— Чем ты убедил его?
— Тем, что в девятнадцать лет я бросил белое снадобье. Сам.
— Что помогло тебе бросить?
— Девушка, которую я любил и которая любила меня, тоже была на героине и покончила с собой. Она повесилась.
— И ты…
— Я ушел из Скарборо, набрел на какую-то ферму, валялся недели три в запертом сарае. Отошел. В девятнадцать лет это иногда бывает.
— Отец, мать?
— Отец упал с лестницы и разбился насмерть. Лет двадцать, наверное, тому назад, а может, и больше. Мать умерла чуть позже.
— Значит, ты попал к Толстому Папочке одиннадцать лет тому назад?
— Да.
— И всегда был под его началом?
— Да.
— Ты был к нему близок?
— Не знаю, — пожал плечами Арт, — мне трудно судить. Наверное, он доверял мне. Мне давали ответственные задания. Я, например, командовал последним налетом на ваш конвой.
Джо Коломбо внимательно посмотрел на Арта. «Если парень не врет, — подумал он, — он может оказаться ценней, чем я подумал сначала. У Папочки, в его жирных маленьких ручках, все нити».
— Хорошо, — кивнул Джо Коломбо. — Расскажи мне теперь со всеми подробностями о том, что случилось такого, что заставило тебя смотать удочки из Уотерфолла. Ты ведь как будто не из тех, кто перебегает с места на место.
Арт начал рассказывать о ссоре в баре. Говорил он скучным, равнодушным тоном, и Коломбо отметил про себя, что именно такие взрываются неожиданно и непредсказуемо.
— Ты хорошо запомнил момент, когда выстрелил в этого Кармайкла?
— Да, — кивнул Арт. — Безусловно. Я головы не терял. Этого со мной не бывает. Я все помнил. Я даже знал в ту секунду, что это конец всему, отдавал себе отчет, как видите. Но у меня было такое бешенство, я был готов на все…
— Гм, — усмехнулся Коломбо, — нельзя сказать, чтобы ты был очень логичен. |