— Где? — спросил Никита, надевая ботинки. — Там… во дворике… Я его на метро провожала.

— В каком дворике? Таня сбивчиво объяснила.

— И как вас туда занесло?

— Мы… покурить зашли.

— Так, — сказал Никита. — Я пошел.

— Куда?

— Туда.

— Нет! Нет! — Таня вцепилась Никите в рукав. — Не ходи! Они и тебя…

Это должно было обязательно его подстегнуть. Скажи «не делай» — обязательно сделает. Это она знала, как свои пять пальцев.

— Да там больше никого нет. Станут они дожидаться! — И пошел.

— Тогда и я с тобой! — изобразила она заботу и рванулась к дверям.

— Да сиди уж, подруга боевая. Тебе на сегодня сильных впечатлений хватит.

Никита нашел Игоря в том дворике. Он лежал на земле без сознания, в перепачканном кровью костюмчике, избитый, синий от холода. Никита перетащил его на скамейку, укрыл своей курткой и вызвал по автомату «скорую».

Игорь попал в больницу с сотрясением мозга, переломом носа и ребер, множественными гематомами и сильным переохлаждением.

Началось следствие. Следователь, допросив Никиту, не стал вызывать Таню к себе в управление, а пришел прямо на дом. С круглыми от ужаса глазами Таня поведала ему, что на них напали большие небритые дядьки с ножами, которые гнались за ней до самой Гастелло. Она не боялась противоречий с показаниями Игоря: всем понятно, что девочка перепугалась ужасно — вон, и сейчас еще трясется вся, — а у страха глаза велики.

Через два дня, когда Игорь мог уже давать показания, следователь пришел к нему в больницу. Потерпевший подтвердил показания свидетельницы, уточнив только, что нападали на них скорее подростки, и отрицая наличие ножей. Каких-либо примет нападавших он вспомнить не мог, кроме того, что один из них был в серой куртке и джинсах, а другой — с бачками. Негусто. Других непосредственных свидетелей преступления не было, а случайных прохожих следователь разыскивать не стал — до убийства или изнасилования не дошло, и слава КПСС! Таня к Игорю в больницу не пришла. Встретившись в марте, они лишь обменялись грустными улыбками и разошлись. Об этой истории Генерал не узнал. Зато узнал о другой, тоже декабрьской.

Тогда Таня пришла следом за Фургоном к кодле в «бункер». Там она покрыла лицо темной крем-пудрой, убрала свои темно-рыжие кудри под платок из плащевки, надела ярко-красную дутую куртень и черные сапоги-чулки — и то и другое специально для предстоящей операции позаимствовал у своей беспутной мамаши Рублик, еще один пацан, — украсила переносицу старыми очками академика с очень слабыми диоптриями. В этом виде она предстала перед сторожем складского комплекса, назвавшись Леной из Барнаула, которая приехала учиться на курсах, живет у тетки, идет от подруги, заблудилась и никак не может попасть на Космонавтов, 15, корпус 3. Бедная Лена тряслась от холода и страха, еле сдерживала слезы и поэтому, видно, все никак не могла понять подробных разъяснений сторожа, путалась, просила повторить. От предложения сторожа зайти в контору и позвонить тете Лена отказалась — в тетиной квартире нет телефона… Конечно, можно было бы пройти в контору и еще минут пять-семь поиграться с телефоном, но в конторе, наверное, яркий свет, а на аппарате могут остаться отпечатки… В это же самое время кодла бомбила склад с противоположного конца, поднявшись по стене из глухого переулка и спустившись на веревках через примыкающий к стене огромный фальшбалкон, где, как приметила накануне Таня, створка чуть отошла от края рамы.

Поблагодарив сторожа, барнаульская курсистка побежала к тете, а Таня вернулась в «бункер», переоделась, умылась и пошла домой, уставшая после тренировки.