— Номер карточки? — спросила она, раздраженно оглядывая посетительницу с головы до ног. У стойки регистратуры стояла высокая ладная красотка с детскими ямочками на щеках и смеющимися глазами.

— Шестнадцать шестьдесят шесть. Захаржевская Татьяна, — лукаво улыбнулась девочка.

— Справка-то в школу? — недоверчиво переспросила медсестра, не без зависти оценив зрелые формы Захаржевской.

— В клуб ДОСААФ… — усмехнулась та в ответ. Привычное раздражение от вечно унылых больных и слякоти за окном улетучилось. Заговорщически понизив чуть не до шепота голос, сестра прочитала на коленкоровой обложке пухлой тетради:

— Татьяна Всеволодовна.

Девушка кивнула. Выбившийся из-под шапочки рыжий локон при этом задорно прыгнул колечком, и медичка, замотанная чужим гриппом, гуляющим по городу, наконец улыбнулась и протянула в окошко карточку.

— Кабинеты я тебе вот здесь записала. Второй этаж…

Перепрыгивая через ступеньки, Таня пошла для начала к участковой. Марью Филипповну видела редко, в основном — когда оформляла очередную справку, то в бассейн, то на легкую атлетику. Та и встречала обычно улыбкой и непременным:

— А, спортсменка?

И каждый раз Танюшка удивляла новым увлечением, как и сегодня. Наблюдая девочку с детства, Марья Филипповна всякий раз поражалась ее завидному здоровью, любопытству и радостному восприятию жизни. Таня никогда ни на что не жаловалась.

Марья Филипповна уже привыкла отвечать на кучу девчачьих вопросов. Старалась рассказать побольше, например, про асептику и антисептику. Танюшка на месте не сидела. «А это что?» Приходилось объяснять, для чего корнцанг нужен и почему инструменты под тряпкой лежат. Иногда девочка своими «зачем» да «почему» ставила пожилую, уже на пенсии, врачиху в тупик. Вот и сейчас:

— То, что гинеколог — ладно, но лор-то здесь при чем? Я же не на ушах кататься собираюсь.

Марья Филипповна, заполняя бланки, только плечами пожала.

— Так… Бери карточку под мышку и иди сейчас во флигель, к гинекологу. Там народу поменьше.

Уютно устроившись в обитом дерматином кресле, Таня заняла очередь. Впереди была отекшая, с пигментными пятнами на лице баба. Жаловалась на ноги, извиняясь тем самым за расстегнутые сапоги, голенища которых болтались по полу.

Еще одна тетка со впалыми глазами и беззубым ртом периодически доставала из кармана носовой платок, судорожно в него дышала, издавая отчетливо уловимый свист носом.

Вид беременных несколько развеселил Таню. Прям вирус какой-то. Она оглядела очередь, выудила заткнутую за пояс вельветовых джинсов карточку, одернула свитер и стала листать увесистую тетрадку. Пыталась разобрать непонятную скоропись.

Прикрепленные к отдельным страничкам результаты многочисленных анализов были вовсе загадочны. Надо же, как много. Сколько себя помнила, никогда не болела.

Лейкоциты. РОЭ. А это что?

Когда наконец попала в заветный кабинет, о котором была наслышана, нашла, что здесь довольно интересно, особенно это гестаповское полулежачее кресло с идиотскими вертушками подлокотников.

На вопрос: «Живете?» — Таня ошалело задала встречный: «А вы?»

С легким омерзением она покидала кабинет в уверенности, что если здесь и появится когда, то только в случае самой крайней нужды. Впечатлениями даже с матерью потом не поделилась. Все поползновения что-то из нее выудить обернулись для Ариадны Сергеевны против себя же самой.

— Тебя, Адочка, ухогорлонос героической мамашей обозвал. Говорит, если ребенок до четырех лет молчит, любая другая давно по врачам бы затаскала.