— Здравствуй, тысячник!..

— Какой тысячник? Что ты болтаешь, непутевая голова?..

— А такой… Нашел платину и молчишь. Все, брат, знают…

Старик только развел руками. Неужели Макар Яковлич разболтал?

— Боишься, што делянку рядом с тобою возьму? — не унимался Белохвост, размахивая руками. — Эх, не хорошо, дедушка!

— Кто говорит-то, что я платину нашел?

— А Мохов сейчас в кабаке рассказывал, как вы с Емелькой нашептывали себе эту самую платину. Бесово, видно, дешево, колдуны проклятые…

Сначала дедушке Елизару очень было обидно, что его секрет открылся, а потом он успокоился — поболтают и перестанут. Когда к нему приставали где-нибудь на базаре, он только отшучивался.

— Обыскал, милые… Верно. Так и лежит платина, — хоть голыми руками ее обирай.

— Возьми, дедушка, в приказчики! — галдели молодые парни.

— И то возьму. Жалованье будешь получать четыре недели в месяц.

Наступила зима. В горах выпал в некоторых местах саженный снег. Лес стоял точно в дорогой белой шубе, Все приисковые постройки потонули в снегу. Не видно было ни приисковых ям, ни отвалов, ни прудков, ни канав, только продолжали работать около машины. Зима в лесу была совсем не то, что в селеньи, и Кирюшка удивлялся, откуда берется столько снега. С остальным миром Авроринский прииск соединялся одной узенькой дорожкой, по которой можно было проехать только гусем да и то не всегда. Все кругом точно замерло, похороненное под белоснежным саваном.

В приисковой конторе тоже замерла всякая жизнь. Федор Николаич все читал и страшно курил. Мохов спал по целым дням и просыпался только для еды. Миныч целые дни просиживал у железной печи, которую накаливал до-красна. Он страшно любил тепло и спал под шубой, обливаясь потом.

— Ты у нас, как комар, Миныч, — шутил Мохов. — Смотри, как раз застынет комариное-то сало…

Только один человек не боялся ни мороза, ни горной вьюги, ни погоды — это охотник Емелька. Он теперь безвыходно жил где-то в горах, выслеживая оленей, диких коз и лисиц. Раз он пришел на лыжах и притащил убитую молодую козу. Ему заплатили за нее целых два рубля. Евпраксия Никандровна долго любовалась убитым животным и с сожалением проговорила:

— Какая она хорошенькая, эта козочка! Тебе ее не жаль было убивать, Емельян?

— Чего ее жалеть-то? — удивился Емелька. — На то она коза…

Вместе с наступлением зимы в жизни Кирюшки произошло величайшее событие: ему купили из дубленой овчины полушубок, новую меховую шапку и новые валенки. Такой роскоши он еще не видал. Решительно все новое. Полушубок ему так понравился, что Кирюшка не желал его снимать даже в комнате, как его ни уговаривала «солдатка».

— Ведь, жарко в полушубке?

— Ничего. Ведь он новый…

Раньше Кирюшка пользовался только обносками после больших мужиков и Ефима, а тут все впору, точно портной на заказ шил. Покупать обновы ездил в Висим «штегер» Мохов, и из этого потом вышла целая история. Кухарка Спиридоновна осмотрела покупки с особенным вниманием и только покачала головой.

— Как раз на полштоф обманул, змей, — решила она. — Вот-то безсовестный человек…

«Солдатка» считала Мохова самым глупым человеком на свете, но была уверена, что он неспособен на обман. Обиделась уже Спиридоновна, навела справке в Висиме, где и что покупал Мохов, и доказала свою правоту. Евпраксию Никандровну очень обидело такое откровенное коварство Мохова, и она сказала ему:

— Я и не думала, что вы такой, Мохов.