Изменить размер шрифта - +
Не смогли, не сказали людям то, что надо было сказать, не донесли. Но наше дело правое, и мы победим. Так вот – в первое страшное лето, когда обе стороны просто кинулись друг на друга, не представляя последствий, – в это первое лето ополчение отпускало назад практически всех. Просто брали обещание, что больше никогда не вернутся в Донецк. И отпускали. И мы – на границу шли беженцы, выходили раненые, вырвавшиеся из окружения украинцы… мы их принимали, кормили, лечили, пытались обустроить, кто хотел вернуться назад, – тех отпускали. Тогда еще не было такой злобы, такой ненависти… и сами украинцы считали, что все это не всерьез, ненадолго, в том числе и с Россией. Я был одним из тех, кто опрашивал тогда пленных… украинский офицер-десантник с Львова, западенец, попросил сигарету. Я дал – не курил, но сигареты у меня всегда были под рукой, для установления контакта. Он подкурился, затянулся от души и с горечью сказал по-русски: кто бы нас помирил…

Но помирить оказалось некому. Наоборот, мировое сообщество – твари проклятые – всеми силами толкало к войне, и прежде всего – украинцев. Толкало, обещало, трубило в мировых СМИ, вводило какие-то санкции. Нам эти санкции, знаете ли… И не такое переживали.

А вот сейчас – озверели. И с той, и с другой стороны. Нет больше обменов пленными, нет надежды на то, что вот-вот, только немного еще – и…

Есть только горечь в душе, злоба, могильные холмы за спиной, рвы, в которых наскоро схоронены друзья, руки, привыкшие к автомату и острое желание дать другим почувствовать хотя бы частичку той боли, которую чувствуешь ты. В этом-то и проблема – ты чувствуешь боль, но не знаешь, не представляешь, какую боль чувствуют другие…

– Есть одна проблема, – сказал я.

– Какая именно?

– Я побывал в плену. У американцев. До сих пор отстранен от оперативной работы. Проверка не завершена.

– Завершена. Дело закрыто приказом директора ФСБ. Больше ничего нет.

Глупости говорить я не стал. Почувствовал, что произошло что-то серьезное.

Тем временем Кивалов достал из стола планшетноутбук, перегнул его так, что он превратился в треугольник, повернул экраном ко мне.

– Посмотрите внимательно. Если увидите знакомые лица – дайте знать. Окей?

 

 

Сизифов труд.

Молодой охранник, на минуту выбежавший из теплой караулки, едва проверил документы, выбросил руку в нацистском приветствии:

– Слава Украине!

Машины тронулись…

Их путь вел к ангарам, где базировались самолеты авиакомпании «Антонов» – одного из немногих коммерчески успешных предприятий Украины. Его успешность базировалась на том, что он эксплуатировал флот из семи самолетов «Ан-124 Руслан» и уникального, единственного в мире самолета «Ан-225 Мрия». Американцы по какой-то причине не хотели выпускать на рынок свои сверхтяжеловозы, и единственным конкурентом была базировавшаяся в Поволжье авиакомпания «Волга-Днепр». До 2013 года планировалось возобновление производства самолетов, были даже получены заказы на семьдесят машин, но далее, в связи с известными событиями, проект был аннулирован. Русские начали подготовку к самопальному производству «русланов», фактически украв конструкцию, а также создали в Ульяновске новое КБ, специально ориентированное на проектирование тяжелых и сверхтяжелых самолетов. Украинцы тоже не бросили этот проект, сейчас подготовка к возобновлению производства «русланов» шла в Абу-Даби, совместно с финансируемой местным эмиром программой развития промышленности: планировалось наладить выпуск как классического «Руслана», так и «Руслана» с грузовым отсеком в полтора раза больше, чем у оригинала, двигатели планировалось использовать самые распространенные, не украинские, а от «Роллс-Ройса».

Быстрый переход