К его мимике надо было привыкнуть. Так, познакомившись с ним, я долго не могла победить в себе привычку смотреть в глаза собеседнику; а в случае с Отто это было все равно что смотреть человеку на подбородок или кончик носа. Просто часть лица. Даже нет; потому что нос или подбородок хоть и немы, но по-своему выразительны, а эти стекляшки… Мне очень не хватало на его лице живых глаз. И только со временем то, что у других читалось в глазах, я научилась видеть на лице Отто - в мельчайших движениях губ, бровей и крыльев носа, в почти незаметных взгляду кивках. Правда, иногда, наблюдая за ним во время разговора, я ловила себя на мысли, что многие его улыбки на самом деле не предназначаются собеседнику.

    -  А может, в том и есть их дар - сопротивляться магии? - предположила я.

    -  Нет, - покачал головой Отто. - Цветовуха не врет.

    -  Почему ты мне не сказал об этом раньше? - спросила я, осмыслив его слова.

    -  А разве тебе не интересно самой делать маленькие открытия? - Я ничего не ответила, и он продолжил: - Люди разные, тем они и интересны. Кто-то не болеет гриппом, кто-то - СПИДом, кто-то устойчив к гипнозу, кто-то - к магии. Природой равенство не предусмотрено. Никто и никогда, даже, наверное, Господь Бог не сможет сделать людей одинаковыми. И мы этим не занимаемся. Мы работаем не на равенство - мы работаем на прогресс.

    -  Отто, заметь себе на будущее: чем больше я знаю, тем больше от меня пользы.

    -  Это ты так думаешь, - сказал он со вздохом и похлопал меня по плечу. Ненавижу, когда он так демонстрирует свое отеческое ко мне отношение.

    -  Ладно, Венди, пошли уже к нашим. У меня к тебе просьба будет: у Пахома челюсть разболталась - починишь?

    Я надулась, конечно, но больше для порядка. Само собой, починю.

    На следующий день цирк двинулся дальше как ни в чем не бывало. Жарища стояла чудовищная, воздух едва колебался. В охваченной зноем степи оглушительно стрекотали кузнечики. Мы пару раз останавливались у озер, чтобы искупаться и освежиться. А потом показалась очередная деревушка, и мы свернули с дороги. Деревня называлась Полыньки…

    Артем

    …Я не знаю, какими словами назвать то, что произошло в Полыньках. Был ли это экспромт? Если был - то чей: Венди или Отто? Или кто-то из них заранее придумал сценарий специально для такого безнадежного случая?..

    Все было очень странно. Если не сказать больше.

    Но, отставив эмоции, можно сказать одно: чего бы плохого я ни думал и ни говорил про нашу прима-балерину, она совершенно точно - талант. Даже, пожалуй, ТАЛАНТИЩЕ. Подобного я еще не видел. Да мы подобного и не делали никогда. В одиночку!.. Это было нечто.

    Полыньки стали последней остановкой на пути к Красноярску: никто больше не выказал желания дать представление в очередном медвежьем углу. Деревеньки вставали у нас на пути, таращились удивленно распахнутыми ставнями, провожали серыми крышами и унылыми кривыми заборами, но никто ни разу не заулыбался, глядя в окно в предвкушении очередной «Пьяной коровы». Мы равнодушно проезжали сквозь деревни и мчались дальше.

    Когда начались пригороды Красноярска, я позвонил Дэну - нашим артистам нужны были гонорары.

    С руководством цирка мы поладили. Иначе и быть не могло. Гонорары мы просим небольшие, афиши у нас свои, график свободный, так что работать можем в любое удобное для администрации и зрителей время. Сошлись на двух днях, по четыре полуторачасовых выступления в каждый. После Полынек у всех был какой-то упадок сил, и мы решили устроить выходной.