— Так он еще и буянит! Вашему парню точно не место в клубе, — покачал головой страж правопорядка, качая головой, не зная, то ли верить нам, то ли нет.

— А чего, он не человек, что ли? — возмутился Даниил, всегда очень чутко относившейся к вопросам справедливости и предвзятости. — Если он не такой, как все, ему что, дома прятаться? Почему если он отличается от других, он автоматически считается кем-то таким, с чьим мнением нельзя считаться?

— Согласно статьи 1 Всеобщей декларации прав человека, принятый Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А десятого декабря 1948 года в Париже, все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, — процитировала наизусть Алсу, вновь зажимая рот своего мычащего парня рукой. Капитан поднял густые брови, каждая из которых была похожа на ус, но ничего более нам не сказал. То ли Всеобщую декларацию прав человека уважал, то ли в этом был виноват его заждавшийся коллега.

— Андреич, давай быстрее! — заорал ему напарник на наше всеобщее счастье. — Сколько тебя ждать можно?

— Ладно, сидите со своим равным и свободным другом, — проворчал мужчина в форме и, наконец, покинул нас.

— Пилимонкин — дурак, — сказал Темные Силы напоследок и вновь добросовестно вырубился, устроив голову на плече Алсу.

— Засада, — только и смог произнести Дан, а Женька улыбнулся мне и показал большой палец, поднятый кверху — мол, хорошо придумала! Я улыбнулась в ответ, подумав вдруг, что у Евгения чудесные глаза. Захотелось вдруг коснуться его руки, но

Раджи вернулась минут через пятнадцать, вроде бы спокойная и, как и всегда, уверенная, но всем нам было понятно, что настроение у нее подпорчено.

— Так, поехали дальше, — невозмутимо сказала девушка и повезла нас на Монастырский остров. Когда-то давно на этом довольно большом, очень вытянутом острове, через который сейчас проходил самый длинный в городе мост, ведущий на другой берег, находились два старинный монастыря — один на одной стороне длинного острова, второй — на другом. Однако после революции их разрушили, и долгое время, почти неполное столетие, вместо звука колоколов здесь стояла тишина, затаившаяся в печальных развалинах. Десять лет назад один из монастырей восстановили, превратив его в белокаменную церковь, а вот к реконструкции второго еще только готовились. Алсу предлагала ехать именно ближе к безлюдным развалинам, которые находились почти на самом берегу острова — оттуда, по ее словам открывался изумительный вид на город, полыхающий огнями в ночи.

Подруга оказалась совершенно права. Когда мы приехали на остров и по плохой грунтовой дороге, которую Танк с легкостью преодолел, и подкатились к воде, встав под огромным ветвистым деревом, вид нам открылся потрясающий — городские огни в незамерзающей черной воде, кажущейся совершенно спокойной, как в озере, казались вытянутыми красно-желто-белыми стрелами, нацеленными куда-то в неизвестность. Зрелище завораживало. Природа словно дарила нам полотно, раскрашенная светом и огнями, над которым воцарила непривычная для города тишина. Казалось, даже облака на темном небе не двигались, застыли.

Мы всемером, встав стройным рядком около самой кромки неподвижной воды, у берега все же превратившейся в тонкий лед, дружно смотрели на эту красоту, вдыхая морозный воздух, и, кажется, чувствовали себя одинаково хорошо и беспечно. Безмятежно.

Несколько минут мы просто стояли и смотрели вдаль, не чувствуя, как в щеки целует холод, а наши пальцы потихоньку мерзнут. Даже слегка протрезвевший Олег вел себя сдержанно: обняв свою Алсу, он просто глядел вдаль, на высокий берег, на котором располагался город, словно пытался что-то разглядеть и понять.