Осано продолжает вглядываться мне в лицо, потом кивает кому-то за моей спиной. Руки, держащие меня, опускаются. Скосив глаза, вижу, как нависавший надо мной официант в белой униформе пожимает плечами и убирается восвояси.
— Я не пытаюсь заигрывать с Луизой. Я говорил серьезно.
Внезапно на меня наваливается жуткая усталость. Все, что мне удается произнести, это опять-таки:
— Жопу ей лизал.
Впрочем, без особой уверенности.
— Послушай, Джейми, я такие штуки уже видел. Модель вертится вокруг да около, никому она особенно не нужна. А потом все вдруг переворачивается вверх ногами, и она становится женщиной сезона. Все стремятся поработать с Луизой. Все. И если она хочет работать со мной, я польщен. Больше чем польщен, я хватаюсь за нее обеими руками, чтобы напитаться ее энергией.
— Использовать ее.
— Нет, Джейми. Честно. Знаешь, чего не хватало моей одежде?
Я мог бы дать не один ответ: дизайнера, например. Но Осано уже разговорился, он прислоняется к двери уборной, старается подыскать точные слова.
— Им не хватало вожделения. Правда-правда. Я слишком ушел в себя и утратил его. Это все депрессия. Но Луиза его вернула.
— Занимаясь со мной сексом.
Осано смеется:
— Да, что-то в этом роде. Великое табу. Великая фантазия. Это секс, но он лучше чем секс. Это романтика, романтика страсти, романтика и запретность. А что такое мода? Всего лишь вещественное выражение фантазии. Только и всего.
Совершенно голый, прислоняюсь к собственному отражению в окне нашего купе. Луиза, полностью одетая, лежит, глядя на меня, на кушетке. И улыбается.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.
— Немного пьяным. Очень уставшим. Неплохо.
— Хочешь, расскажу тебе сказку?
— Секунду. — Я выключаю свет, оставляя горящей только люминесцентную лампу над раковиной умывальника. — Валяй.
— Жила когда-то сумасшедшая женщина…
— Погоди, мне казалось, об этом мы с тобой договорились. Она не сумасшедшая…
— Ладно, жила на свете женщина с волосами как вороново крыло, большими грустными карими глазами и склонностью к меланхолии. Как-то раз, гуляя по берегу моря, она нашла устричную раковину. Почти с нее размером, потому что росточку в ней было всего ничего, но, по счастью, она прихватила с собой тачку.
Я хихикаю. Тачка — это что-то новое.
— Она отвозит раковину в свой стоящий на отшибе дом с четырьмя спальнями и осторожно опускает ее в плавательный бассейн, защищенный от непогоды навесом. А потом смешивает себе коктейль и ложится спать.
Луиза одной рукой гладит меня по животу; другая подсунута под голову.
— Когда назавтра она подходит к бассейну, светит солнце, наполняя воду дрожащим светом. Темноволосая, немного печальная женщина вглядывается в глубину и видит, что раковина начала раскрываться; женщина смотрит во все глаза, а раковина раскрывается и раскрывается, медленно-медленно. И внутри нее обнаруживается прекрасная устричная принцесса с большими, синими рыбьими глазами и длинными, золотыми волосами в брызгах морской воды. Женщина приходит в изумление. Она забыла принять обычную свою таблетку «валиума», а тут вдруг оказывается, что та ей почти и не нужна, такое ее охватывает счастье. Она кричит в воду: «Кто ты?» И со дна бассейна доносится голос, похожий на те, какими перекликаются тюленята: «Я потерялась, и пока я не выясню, откуда я, мне, наверное, придется побыть твоей дочуркой».
Проходит три с половиной года, устричная принцесса выучивается ходить по земле, хотя ей больше нравится плескаться в бассейне. Волосы ее остаются пока золотыми, но большую часть своей особенной, морской грациозности она утрачивает, и глаза ее, по-прежнему большие и синие, лишаются прежнего глубоководного блеска. |