В следующее же мгновенье она стояла перед своей теткой, госпожой Брандт, и шептала, закатывая под лоб свои золотушные глазки.

— О, Tante, Tante! О, какой ужас! Она сняла обувь и бегает по залу — босая!

— Кто? Кто бегает босая по залу? Говори же толком, Лина! — испуганно проронила та.

— Палтова, тетя, Палтова. Кому же другому придет в голову такая мысль. Ах, тетя! Вот ее обувь. Я принесла ее тебе! — И Лина протянула злополучные башмаки классной даме.

Между тем, Южаночка, не подозревая предательства, с легким сердцем заканчивала последний круг, под неумолкаемый хохот столпившихся в кучку «чужеземок» и «своих». Неожиданно громкий голос Верховской, стоявшей «на часах» у двери во все время «номера», испуганно крикнул:

— Милька идет! Инна! Палтова! Беги обуваться скорее.

— Выиграла пари, выиграла, — пронеслось в ту минуту по залу ответным криком.

И Южаночка стрелой бросилась к заветному уголку, между портретом и печкой.

Каково же было изумление и даже испуг девочки, когда она не нашла там ни башмаков, ни чулок.

— Ищи под скамейкой! Ищи под скамейкой! — кричала ей в самое ухо Даня.

Инна, а за нею Гаврик и Щука кинулись под скамью.

Но, увы! И там не оказалось злополучной обуви Южаночки!

— Mesdames! Сознайтесь, кто подшутил над Палтовой так глупо и жестоко? — кричала Гаврик, бросаясь от одной воспитанницы к другой.

— Мы не трогали! Мы не брали.

— Никто не мог сделать этого из нас! — слышались тут и там взволнованные голоса.

И вдруг все стихло. На пороге залы появилась г-жа Бранд. Одну минуту она молчала и только обводила проницательным взором присмиревшую толпу девочек. Потом зазвучал ее голос.

— Палтова! Подойди сюда!

Эффект вышел неожиданный. Инна Палтова должна была подняться со скамейки, на которую успела сесть при входе классной дамы, чтобы спрятать поджатые под себя голые ножки, и идти на зов ее воспитательницы.

— Присядь! Присядь к полу! Авось не заметит, — успела шепнуть своему другу на ухо находчивая Даня.

Но, увы! Не заметить босые ноги было трудно, невозможно. К г-же Бранд шла чернокудрая девочка с голыми ножками, потешно шлепая пятками по паркету. При виде этого необычайного зрелища кто-то не выдержал и фыркнул из «чужеземок». Зато «свои» хранили полное гробовое молчание.

А Южаночка все шла и шла, и бесконечным казался ей путь от печки до дверей залы. Накажет! Непременно накажет! И куда только могли деться злополучные чулки и башмаки. Неужто их унесла злая фея, проносилось в голове девочки.

А над этой победной головушкой уже звучал неприятный голос, уже собиралась гроза.

— За отвратительное мальчишеское поведение, недопустимое в наших стенах, ты будешь строго наказана. Завтра я не позволю тебе выйти к твоему деду. Ты останешься без приема на этот раз!

— Что?

Это «что» сорвалось так неожиданно и так наивно, что никто даже не засмеялся ему. Черные глаза Южаночки метнулись. Личико побледнело. Углы рта болезненно оттянулись вниз.

— Что ты переспрашиваешь, точно глухая? — уже окончательно вышла из себя госпожа Бранд. — Не слышала разве? Я запрещаю тебе за твое дурное поведение видеть дедушку. Понимаешь?

Увы! Чернокудрая девочка очень хорошо понимала значение этой фразы.

— Теперь ты поняла меня, надеюсь? — произнес над нею все тот же неуловимый голос и тут же добавил уже значительно мягче.