— Вы! — вскрикивает Южаночка.

— Тише, ради Бога, тише. Молчи! Молчи! И слушай! — бросаясь к Инне, лепечет Даня. — Ведь мы «удрали» к тебе тихонько. Узнает Милька — беда будет. Она и так рвет и мечет. У княгини целых три часа проторчала подряд. А вернулась от «самой» презлющая и говорит: княгиня разделяет мои взгляды. Пока Палтова не признается в том, что из злобы и ненависти умышленно искалечила Лину, до тех пор она пробудет наказанная в лазарете. Ах, Инка, Инка, что тебе стоит покаяться! — сорвалось с губ Дани, и она отчаянно затрясла по привычке своим белокурым вихром. — Признайся уж, душка! Легче будет!

— Признайся! — повторила за ней Гаврик.

— Как, и ты? И вы обе верите в мою вину перед Фальк! И вы обе…

Голос Южаночки дрогнул. Она приподнялась на локте с подушки и пристальным взглядом впилась в лица подруг. Увы! Обе девочки потупились. А правдивое, честное личико Дани совсем наклонилось вниз.

Болезненно и остро ущипнуло что-то за сердце Южаночку.

«Они не верят! Мне не верят! — вихрем пронеслось в ее голове. — Они, самые близкие, самые дорогие. Так кто же мне поверит тогда», — в отчаянии думала девочка.

— Уйдите! — крикнула она. — Уйдите! Мне не надо вас! Уходите же! Да уходите, ради Бога!

И, зажав уши и зажмурив глаза, она повернулась лицом к стене.

Когда глаза ее открылись снова, ни Щуки, ни Гаврик уже не было в комнате.

— Ушли! Ушли и даже не поцеловали меня! Значит, поверили, что я могла сделать эту гадость. Значит! Но кто же, кто поймет меня, наконец, что я не виновата, что я не нарочно сделала это!

«Дедушка! Вот кто! Дедушка! Сидоренко! Они поймут, они поверят, что их Южаночка не злое, испорченное существо!» — И не помня себя, она закричала на весь лазарет:

— Дедушка! Сидоренко! Дедушка! Добрый, милый! Придите ко мне оба, дедушка, дедушка, Сидоренко! Придите ко мне!

— Ты с ума сошла кричать как безумная! Сейчас же молчать! Завтра будет операция Лине. Ей нужно отдохнуть и набраться силы к утру. А ты своим ораньем того и гляди напугаешь ее!

— Операция?

Южаночка вскочила с кровати и, продолжая трястись всем телом, как в лихорадке, стояла теперь лицом к лицу с Бранд, вся белая, как стена ее комнаты.

— Операция Лине? Зачем? Что? Ей будут резать глаз? — шептала она.

— Не все ли равно тебе? — с холодностью произнесла ее воспитательница, — резать ли, зашивать ли будут веко Лине, или же вовсе вынут.

— Кого вынут? — простонала Южаночка.

— Кого! Конечно, глаз!

— Глаз! — Губы девочки дрогнули и раскрылись. Голос не слушался.

— Боже мой! Боже! Что вы говорите! О, пощадите, фрейлейн, пощадите меня! — прошептала бедная девочка и в ужасе закрыла лицо руками.

— А ты щадила бедную Лину? Ты ее пощадила? Нет! Ты предательски набросилась на нее из-за угла! Ты искалечила бедную девочку! Из-за тебя, может быть, ей на всю жизнь придется остаться уродом. Вот что ты наделала! Да! И ни я, ни княгиня никогда не забудем твоего злодейского поступка. Княгиня ужаснулась, когда узнала все. Княгиня не хочет тебя видеть больше. Ты ей стала гадка. Гадка своим мерзким поступком, понимаешь?

И еще долго звучал в белой лазаретной комнате шепот классной дамы. Южаночка слышала и не слышала его. Одна только роковая мысль сверлила ее мозг.

«Операция Лине! Завтра утром! И, может быть, ей будут вынимать, вырезать глаз! О, ужас! Ужас!»

Южаночка оцепенела.