Изменить размер шрифта - +
Дня четыре назад я задержался у них допоздна. Зовут в рубку.

– Хочешь в Москве с кем-нибудь говорить?

– Что?

– С Москвой, с Москвой!..

Наушники. В руках микрофон. В Москве набирают квартирный номер. Заспанный голос:

– Алло!.. Да, квартира… Что?! Ты же в Антарктиде… Из Антарктиды?! Ну, брось разыгрывать…

Нас с другом разделяют пятнадцать тысяч километров. Но я слышу все интонации его голоса. Разве это не чудо?!

 

Пингвины

 

Они живут рядом. В любой час можно спуститься с обрыва на морской лед, и вот они – целое государство. Совершенно не боязливы. Пингвины не знают коварства людей и подпускают вплотную. Ходишь по всей колонии – никакого волнения. И если, совсем уже обнаглев, тянешь руку погладить – пингвин может клюнуть. И больно.

Всего пингвинов семнадцать видов. У Мирного живут большие и важные императорские пингвины, а также их родственники – суетливые несерьезные пингвины Адели. Адели на зиму (в апреле) удаляются к северу. И, подобно грачам в наших краях, приносят в Антарктиду весну. Это бывает в ноябре.

Потешные птицы не очень похожи на птиц. Природа проявила бездну изобретательности, чтобы приспособить антарктических аборигенов к жизни на льду. В облике и повадках пингвинов много смешных человеческих черточек. Чёрный фрак, ослепительно белая сорочка, величественная осанка и неторопливая, вразвалку, походка делают императорских пингвинов похожими на метрдотелей дорогих ресторанов. Наблюдать пингвинов ни с чем не сравнимое удовольствие. Приходишь утром, уходишь вечером. Снимаешь одну, две, шесть пленок. Снимаешь, пока не останется ни одного кадра. Кинооператор Кочетков лет семь назад поставил даже палатку рядом с этой колонией птиц. И снимал, снимал… Получился хороший фильм. Я смотрел его несколько раз. И, признаюсь, пингвины в первую очередь заронили интерес к Антарктиде.

 

В который раз направляемся в гости к пингвинам. Сегодня от ветра они схоронились за старым, покрытым снежной глазурью айсбергом. Километра за два слышим смутные звуки – не то лягушки, не то гусиная стая. Ветер доносит непарфюмерные запахи птичьих будней. А вот и первый представитель державы. Спит или мертвый? Лежит, уткнувшись головой в снег. У самых ног вскочил, растерянно огляделся, но, поняв – ничего ему не грозит, сразу становится важным.

Теперь двое. Полная неподвижность. Чуть-чуть касаются грудью. Клювы подняты кверху. Это любовь. Как все влюбленные, не замечают ни шума шагов, ни крика поморников. Убеждаемся позже: могут стоять и час, и два. А колония сородичей живет в это время по своим правилам и законам.

Лето. Почти все взрослое население отправилось к морю. Это недалеко – сутки пешего перехода на север. В воде пингвины резвятся и кормятся – ловко хватают рыбешку и маленьких осьминогов. Правда, глядеть надо в оба, иначе и сам попадешь в зубы морскому леопарду или киту-косатке. В колонии остались только няньки и дети. Ростом дети уже с родителей. Но одеты иначе. Нарядного фрака и белой рубашки пока что нет – бурый пух. Не очень красиво, зато тепло.

Дети есть дети: пои, корми. Постоянный крик: «Экю! Экю! Экю!..» Мотают головой сверху вниз – «хочу есть!» «Тэ-тэ-тэ-тэ-э-э!» – отзываются няньки. Взрослая песня похожа на бормотание курицы в марте где-нибудь на теплой мякине, только более громкая и металл в голосе. Голодный подросток подходит к няньке. Та наклоняется. Подросток сует голову в раскрытый клюв и быстро-быстро глотает белую кашу. А справа и слева бесконечные жалобы алчущих: «Экю! Экю! Экю!..»

Немало корма надо ораве почти уже взрослых прожорливых молодцов. Няньки уходят кормиться и запасать в зобу пищу. На их место возвращаются те, кто это сделать уже успел.

Молодняк медленно, день за днем подвигается к морю.

Быстрый переход