Владимир встал с ложа, подошёл к столу, налил из ендовы в чарку вина и неспеша выпил. Жар в крови угас сам собою. Иные заботы пали на ум.

- Не для утех звал я тебя, боярыня, а для серьёзного дела. Поедешь к боярину Ладомиру и скажешь ему от имени Великого князя, чтобы ушёл он с моей земли. Тогда не будет взыску ни с него самого, ни с его родовичей и ближников. А кровью я больше нудить людей к новой вере не буду. Про это тоже скажи. Передай Шварту, чтобы отвёз тебя домой.

И только когда покинула Людмила подворье, Владимир пожалел, что отпустил её. Вспыхнуло желание с новой силой, хоть садись на коня и пускайся в погоню. И что он нашел в этой женщине – красы особой нет, и телом огрузла. Владимира всегда влекло к худеньким. Разве что Куцаева вдова Забава средь его наложниц была сдобна телом. А после родов и вовсе раздобрела, догнав Людмилу. Потому, наверное, и отдал её князь ближнику Будимиру без сожаления. А привёл Забаву к князю Ладомир, выходит, и здесь совпали их желания?

Вспомнил Владимир о плешанском воеводе, и злоба вновь колыхнулась в сердце. Не надо было отпускать Волка с миром. Сколько раз пересекались их дороги, и теперь добром они не разойдутся.

- Нур, седлай коней, - крикнул Владимир.

Поначалу действительно за Людмилой решил броситься в погоню, но потом круто развернул коня к Будимировой усадьбе. Знал, что боярин сейчас находится там с женой Забавой. А почему поступил так, а не иначе, забыл в горячке объяснить самому себе.

В Будимировой усадьбе Великого князя не ждали и долго топтались у ворот. А как те ворота распахнули, так сразу поняли - князь не в духе. Холопов он обругал последними словами, а одного, подвернувшегося под горячую руку, даже огрел витенем. За Владимиром въехали мечники. Тут уж многих Будимировых челядинов прошиб пот - не со спросом ли прибыл в усадьбу Великий князь?

А тут ещё на беду боярин Будимир замешкался с сапогами, и пока Забава ему помогала, забыла впопыхах прибрать волосы. Князь, восходя на крыльцо, бросил ей сквозь зубы:

- Патлатою встречаешь гостя, словно не боярыня, а потаскуха какая-нибудь.

У Будимира от слов княжьих оборвалось вниз сердце. Прежде Владимир редкого боярина навещал в усадьбе, а к Будимиру ворвался вихрем. А уж чем мог не угодить ему ближник, так и не пришло на ум.

Первую чарку князь против всякого ряда принял не из рук Забавы, а из рук холопки, которая от такой чести растерялась и сомлела в испуге. Пил князь долго и жадно, кося злым глазом на боярыню. А покончив с мёдом, притянул её к себе и поцеловал в уста. Конечно, гостя так и по обычаю положено приветить хозяйке, но князь слишком уж затянул это приветствие.

Вошедшие с князем мечники смущённо покашливали. У боярина Будимира лицо пошло бурыми пятнами. Уже и то срамом для него было, что взял он Забаву из потаскух княжьих, но ведь взял честью и обвенчался христовым рядом. Что сластолюбив князь, это знали все, но ранее он хоть меру соблюдал и не мял жён на глазах их мужей.

Владимир, наконец, оторвался от губ боярыни и бросил небрежно хозяину:

- Зови к столу, Будимир, привечай гостя.

Владимир и сам сел, и Забаву усадил рядом с собой, а Будимира придержал в отдалении. Это уже по всем приметам немилость. Но и здесь Будимир смолчал, принял княжью блажь как должное.

- За твое здоровье, боярин Будимир, быть тебе отныне радимицким воеводою.

По терпению и награда. Глянул Владимир в глаза боярина, а там и удивление, и восторг, и благодарность. Выходит, всё верно. Даже не разумом, а верхним чутьём угадал Владимир, где можно, а где нельзя. Прокопий говорит, что на князя снисходит благодать, и живёт он не только человеческим разумом, но и тем, что этого разума много выше. Слово князя выше, его деяние выше, неизмеримо выше, чем слова и деяния простых людей. И если князь положил на твою жену глаз - терпи, ибо князь не только берёт, но и даёт терпеливым.