Дул свежий бриз, фрегат быстро рассекал воду. Но тысяча рук пятисот матросов быстро заставила его лечь на другой галс и замедлила его движение.

— Видите что-нибудь? — кричал в рупор вахтенный офицер, окликая топ грот-мачты. — Видите человека или буй?

— Ничего не видно, сэр, — был ответ.

— Шлюпки к спуску изготовить, — раздалась следующая команда. — Горнист, вызвать команды второй, третьей и четвертой шлюпок! На тали! Тали нажать!

Меньше чем через три минуты все три шлюпки были уже спущены. На одной из них не хватало гребца, и я прыгнул в нее, чтобы восполнить недостачу.

— На воду! И навались! — крикнул офицер, командовавший нашей шлюпкой. — Каждый смотри в сторону своего весла и смотри в оба!

Некоторое время шлюпки в полном молчании скользили вверх и вниз по пологим вскипающим валам, но ничего заметить не удалось.

— Бесполезно, — крикнул наконец офицер, — умел он плавать или нет, — он пошел ко дну. Навались, нас скоро отзовут.

— А черт с ним, пусть тонет. Он мне весь отдых после вахты испортил! — воскликнул загребной.

— Кто же это? — поинтересовался другой.

— Да уж тот, кому гроб никогда не понадобится, — отозвался третий.

— И не скомандуют для него «Всей команде покойника хоронить», — вставил четвертый.

— Молчать, — приказал офицер, но шестнадцать гребцов уже было не унять. Все говорили разом. После того как мы прогребли два или три часа, на фор-брам-стеньге подняли наконец сигнал шлюпкам возвратиться, и мы вернулись назад, не увидев даже и следа спасательных буйков.

Шлюпки были подняты, паруса обрасоплены по ветру, и мы снова понеслись вперед, только нас стало одним человеком меньше.

— Всей команде построиться! — последовало приказание; сделали перекличку, и единственным недостающим оказался купор.

— Я же вам говорил, ребята, — воскликнул гальюнщик. — Не говорил я вам, что мы скоро кого-нибудь лишимся?

— Так значит, это Бангс, — произнес Скриммедж, матрос при запасном якоре, — говорил я ему, что его буйки никого не спасут. Это он теперь и доказал!

XVIII

Ноев ковчег

Пришлось искать заместителя погибшему купору. Была дана команда всем принадлежащим к этой профессии построиться у грот-мачты, дабы можно было выбрать самого подходящего. Отозвалось тринадцать человек — обстоятельство, иллюстрирующее тот факт, что много полезных ремесленников как таковых пропадает во флоте для общества. В самом деле, из команды фрегата можно было бы набрать представителей всех профессий, всех специальностей, начиная с отошедшего от веры священника и кончая обнищавшим актером. Флот — прибежище порочных и приют неудачников. Здесь детища бедствий встречаются с чадами недоли, а чада недоли встречаются с отпрысками греха. Обанкротившиеся маклеры, чистильщики сапог, шулера и кузнецы собираются здесь воедино; а вышедшие в тираж лудильщики, часовщики, писаря, холодные сапожники, доктора, фермеры и юристы вспоминают свое прошлое и толкуют о добром старом времени. Если бы фрегат потерпел крушение у необитаемых берегов, его команда могла бы создать своими силами новую Александрию  и населить ее всеми теми, кто придал бы ей блеск столицы.

Часто вы видите, как на батарейной палубе люди упражняются во всех ремеслах сразу — тут и бондарничают, и плотничают, и портняжат, и лудят, и кузнечат, и тросы спускают, и проповеди читают, и в карты режутся, и гадают.

Поистине, военный корабль — это плавучий город с длинными проспектами (только вместо деревьев по сторонам его красуются пушки), с многочисленными тенистыми переулками, дворами и проходами; шканцы — прекрасная площадь, парк или плац-парад с большим питтсфилдским вязом  в виде грот-мачты с одной стороны и с дворцовым фасадом коммодорского салона — с другой.