Ненависть, которую матросы питают к этой продленной драйке в холодную неуютную погоду, когда их заставляют шлепать босиком по ледяной воде, иллюстрируется распространенностью среди них странной легенды, своеобразно окрашенной их вошедшим в пословицу суеверием.

Некий старший офицер на английском военном шлюпе, весьма строгий по части дисциплины, особенно заботился о белизне шканцев. Как-то в море холодным зимним утром, когда команда окатила уже, как обычно, эту часть палубы, старший офицер вышел наверх и, осмотрев приборку, приказал приняться за нее сначала. Сбросив с промерзших ног башмаки и закатав брюки, команда снова опустилась на колени и в этой молитвенной позе безмолвно призвала проклятие на голову своего мучителя, моля, чтобы, спустившись по трапу в кают-компанию, он уже никогда больше не вышел оттуда живым. Молитва матросов, видно, была услышана, так как старшего офицера вскоре после этого хватил удар за чайным столом, и на следующее утро он был вынесен из кают-компании ногами вперед. Когда его спускали за борт, так гласит предание, морской пехотинец — часовой у входного порта — повернулся к нему спиной.

К чести гуманной и разумной части американских командиров кораблей следует сказать, что они не стараются добиваться образцовой чистоты на палубах при всякой погоде и при любых обстоятельствах. И не мучают людей, заставляя их драить медяшку и рым-болты, но покрывают все эти мишурные украшения добрым слоем черной краски, что придает всему более воинственный вид, лучше сохраняет инвентарь и избавляет матросов от лишних трудов.

XXIII

Театральное представление на военном корабле

«Неверсинк» последнее свое рождество прожарился на экваторе, теперь ему предстояло 4 июля  мерзнуть в непосредственном соседстве с холодными широтами мыса Горн.

На некоторых американских кораблях принято отмечать этот день двойной порцией грога, разумеется, если корабль стоит в гавани. Последствия этого мероприятия легко себе представить. Корабль превращается в питейное заведение. Упившиеся матросы шатаются по всем трем палубам — поют, горланят, дерутся. В это время из-за ослабления дисциплины под влиянием спиртного оживают полузабытые обиды, и недруги, забравшись по-двое между пушками, что обеспечивает им свободное пространство, отгороженное по крайней мере с трех сторон, избывают взаимную ненависть в единоборстве, топчась на пятачке, словно солдаты, дерущиеся в будке часового. Словом, творится нечто такое, что при иных обстоятельствах офицеры не потерпели бы ни минуты. В это время самые почтенные артиллерийские унтер-офицеры и рулевые старшины вместе с самыми желторотыми юнцами и матросами, никогда еще в пьянстве не замеченными, скатываются в общую грязную канаву свинского опьянения.

Некоторые командиры усугубляют всеобщий содом, разрешая выпустить на волю всех арестантов, которым случилось оказаться под замком в это знаменательное четвертое июля.

К счастью, «Неверсинк» был избавлен от подобных сцен. Не говоря уже о том, что он приближался к весьма опасной зоне океана, когда подпоить команду было бы чистым безумием, отсутствие на корабле грога, даже для обычного потребления, представляло непреодолимое тому препятствие, взбреди даже командиру в голову сверх меры попотчевать своих матросов этим напитком.

За несколько дней до праздника команда стала собираться на гон-деке и толковать о безотрадных перспективах, возникающих перед кораблем.

— Ребята, вот незадача! — восклицал марсовой. — Вы только подумайте — четвертое июля и без выпивки!

— Честное слово, приспущу в этот день брейд-вымпел коммодора! — вздохнул старшина сигнальщик.

— А я за компанию выверну тогда наизнанку свой лучший бушлат, — сочувственно откликнулся один из кормовых.

— Правильно, — крикнул баковый, — как подумаешь об этой незадаче, до слез обидно становится.