Следы ее
зубов имелись у всех троих ухаживателей. Но волки ни разу не ответили ей тем
же, ни разу не попробовали защищаться. Они только подставляли плечи под
самые свирепые укусы волчицы, повиливали хвостом и семенили вокруг нее,
стараясь умерить ее гнев. Но если к самке волки проявляли кротость, то по
отношению друг к Другу они были сама злоба. Свирепость трехлетка перешла все
границы. В одну из очередных ссор он подлетел к старому волку с той стороны,
с которой тот ничего не видел, и на клочки разорвал ему ухо. Но седой
одноглазый старик призвал на помощь против молодости и силы всю свою
долголетнюю мудрость и весь свой опыт. Его вытекший глаз и исполосованная
рубцами морда достаточно красноречиво говорили о том, какого рода был этот
опыт. Слишком много битв пришлось ему пережить на своем веку, чтобы хоть на
одну минуту задуматься над тем, как следует поступить сейчас.
Битва началась честно, но нечестно кончилась. Трудно было бы заранее
судить о ее исходе, если б к старому вожаку не присоединился молодой; вместе
они набросились на дерзкого трехлетка. Безжалостные клыки бывших собратьев
вонзались в него со всех сторон. Позабыты были те дни, когда волки вместе
охотились, добыча, которую они вместе убивали, голод, одинаково терзавший их
троих. Все это было делом прошлого. Сейчас ими владела любовь -- чувство еще
более суровое и жестокое, чем голод.
Тем временем волчица -- причина всех раздоров -- с довольным видом
уселась на снегу и стала следить за битвой. Ей это даже нравилось. Пришел ее
час, -- что случается редко, -- когда шерсть встает дыбом, клык ударяется о
клык, рвет, полосует податливое тело, -- и все это только ради обладания ею.
И трехлеток, впервые в своей жизни столкнувшийся с любовью, поплатился
за нее жизнью. Оба соперника стояли над его телом. Они смотрели на волчицу,
которая сидела на снегу и улыбалась им. Но старый волк был мудр -- мудр в
делах любви не меньше, чем в битвах. Молодой вожак повернул голову зализать
рану на плече. Загривок его был обращен к сопернику. Своим единственным
глазом старик углядел, какой удобный случай представляется ему. Кинувшись
стрелой на молодого волка, он полоснул его клыками по шее, оставив на ней
длинную, глубокую рану и вспоров вену, и тут же отскочил назад.
Молодой вожак зарычал, но его страшное рычание сразу перешло в
судорожный кашель. Истекая кровью, кашляя, он кинулся на старого волка, но
жизнь уже покидала его, ноги подкашивались, глаза застилал туман, удары и
прыжки становились все слабее и слабее.
А волчица сидела в сторонке и улыбалась. Зрелище битвы вызывало в ней
какое-то смутное чувство радости, ибо такова любовь в Северной глуши, а
трагедию ее познает лишь тот, кто умирает. Для тех же, кто остается в живых,
она уже не трагедия, а торжество осуществившегося желания.
Когда молодой волк вытянулся на снегу. Одноглазый гордой поступью
направился к волчице. Впрочем, полному торжеству победителя мешала
необходимость быть начеку. |