Я ойкнула, хлипкая створка начала медленно падать, Олеся шмыгнула на кухню. Я бросилась за ней, обняла ее и попыталась утешить.

– Не расстраивайтесь, я сама когда‑то жила с пьяницей.

– Не похоже что‑то, – прошептала Олеся, вытирая лицо полотенцем, – одеты модно.

– Так мы давно развелись, – пояснила я.

– Небось ты себе хорошего нашла, – тоскливо протянула хозяйка квартиры, – где только бабы нормальных мужиков берут? Аж завидно. Я ведь не против, ну отдохни в субботу, в праздник прими для веселья, но не каждый же день!

– Лучше не связывать свою судьбу с пьянчугой, – посоветовала я, – уходите от него.

– А квартира, – встрепенулась Олеся, – добро нажитое? Телевизор, холодильник, три ковра, шесть бокалов хрустальных. И Митрич без меня пропадет.

– Здрассти, – разнеслось по кухне.

Мы с Олесей одновременно обернулись на звук. На пороге стоял растрепанный, небритый, но на вид кристально трезвый герой дня.

– Сел в маршрутку, заснул от усталости, так водила меня по башке огрел, – пожаловался он, – во народ! Понаехали в Москву, с гор спустились и свои порядки устанавливают! Так меня треснули, что не помню, как до квартиры дошел!

– Первый раз встречаюсь со случаем парадоксального отрезвления, – пробормотала я, – слышала, что алкоголику надо уши сильно потереть, вроде это помогает.

Олеся почесала щеку.

– У Митрича особенность такая. Если его по башке охреначить, он станет как стекло!

– Остекленевший, – не удержалась я.

– Не, трезвый, – возразила Олеся.

– Оригинально, – удивилась я. – Вы не пробовали бить мужа по голове каждый раз, когда он водкой наливается?

Олеся потупилась.

– Пользуюсь. Помогает отлично.

– Че у нас с дверью в туалет? – мирно спросил Митрич, протискиваясь за стол. – Опять упала?

Олеся кивнула, алкоголик поморщился.

– Ну народ! Кривой дом соорудили! Десятый год в нем живем, и створка все время валится. Все! Надоело ее чинить! Сделаю занавеску!

– Не надо, – встревожилась Олеся, – без двери неудобно.

– Привыкнешь, – сурово распорядился муж.

– Если повесить портьеру на толстую деревянную палку, тоже неплохо получится, – дала я Олесе совет, – хотя нет стопроцентной уверенности, что она при падении Митрича по башке огреет.

– Давай борща! – стукнул кулаком по столу Митрич.

– Ты его съел, – ответила жена.

– Когда?

– В обед, – терпеливо сказала Олеся.

– Я сегодня не жрал, – нахмурился муж.

– Еще как нахлебался, – вздохнула жена, – три тарелки слопал и водкой запил.

– А не ври‑ка, – начал закипать алкоголик, – я только с работы пришел, ноги от ходьбы гудят.

– Вроде бы ты откуда‑то на маршрутке ехал, – поддела его жена.

– Вы ходите на службу в майке, трениках и небритый? – вмешалась я в их разговор.

– Погодите, мама, – отмахнулся от меня, словно от надоедливой мухи, Митрич, – вас в гости не звали, коли сами приперлись, жуйте тряпку, лучше б дочь нормально воспитали.

– Побойся бога, – всплеснула руками Олеся, – моя мать пять лет как померла, ты еще на поминках редькой в масле объелся!

Лоб Митрича собрался складками, брови сдвинулись к переносице.