|
— Триста юань, последний сена, — кричит колдун, толстый китаец с бородавкой на щеке и по-тараканьи быстрыми глазами. — Подумай, руси, триста юань можно купить дом и хороший послюшный жена. Почему ты упрямый? Зачем тебе коготь, ты не научен ему пользовать. Я знаю, как ему пользовать. Отдай мне, руси.
— Тебе он для бесовства, — отвечает Крестоносец. — Я лучше разотру его в пыль и развею по ветру, чем отдам тебе.
— Ты невежд, руси, как можно в пыль такая предмет? — возмущается китаец. — Отдай мне. Триста двасать юань, последний сена.
— Оставь свои деньги себе. Он не продается.
Китаец умолкает до следующего раза, очередной «последней цены».
Вечером опять — деревня, большая тарелка риса с соевым соусом и листом салата, может быть, кусок вяленой рыбы, толпа слушателей. Сидят на голой земле — кто догадался захватить циновку, кому подстилкой трава, кому пыль придорожная.
— …Зверь с тремя головами, выходящий из бездны. Он был огромен, как гора. Шкура отливала красным цветом. Голова у него — как у змеи, а пасть — как у льва. Хвост подобен бичу смертоносному. Всюду лежали кости человеческие. Одним выдохом чудовище могло бы спалить пару таких деревень, как эта. Оно сеет смерть и пожинает страх…
— …Двенадцать самурайских дев, презрев страх и смерть, вступили в схватку со Зверем. Они окружили его и острыми мечами кололи, рубили, резали толстую шкуру. Чудовище издавало ужасный рев и топтало их, било хвостом, опаляло огнем. Зверь убивал их одну за другой, но они сражались до конца. Черная кровь текла из его ран и падала на песок. Одна из дев отрубила ему конец хвоста, другая проткнула брюхо, меч третьей лишил чудовище когтя. Но, даже истекая кровью, Зверь оставался сильнее их в сотню раз…
— …Он уполз обратно в бездну зализывать раны, я же с горечью приступил к погибшим девам, желая предать тела земле…
— …На высокую скалу взобрался я. Не знаю, как не упал, видно, Бог держал руки и ноги мои. Там сколотил я крест, дерево для него нес в сумке через всю землю. И водрузил его там, обложив основание камнями. Спустился, снизу глянул — хорошо видно крест, издалека. Принес раб Божий небо Христово на Край Земли…
— …Оглядел я напоследок место страшной битвы. Черной крови Зверя уже не было на песке, а там, куда она капала, золотым сияло. Собрал я немного песку золотого и пошел в обратный путь…
— …Зверь не повержен, он воспрянет и снова будет сеять смерть. Однажды придет тот, кто укротит Зверя и будут повелевать им, — сын погибели. Зверь опрокинет к его ногам весь мир, народы будут покоряться ему и признавать его власть над собой. Тогда последний православный Царь взойдет на гору в центре земли, где стоит Древо Крестное. Возьмет с головы венец царский и возложит его на верх Креста, вознесет руки к небу и предаст свое царство Богу и Отцу…
В этой деревне к страннику прибился еще один спутник. В дорогу Крестоносец вышел до рассвета, надеясь избавиться от липучего колдуна. Затея удалась, но теперь вместо дребезжания старого велосипеда он слышал позади шаги пешего человека. Спутник оказался молчалив и ненавязчив. Не произнес ни слова, пока Крестоносец не сделал остановку для завтрака. Незнакомец был желтолиц и черноволос, но походил скорее на монгола, чем на китайца. Странник предложил ему разделить рисовую трапезу. Тот отказался, помотав головой, и достал свою снедь — какие-то кубики, вроде армейского сухого пайка.
— Как тебя зовут? — спросил странник.
— Скотт, — отозвался незнакомец.
— Хм… Скот. — Крестоносец покачал головой. |