— Уклоняюсь от исполнения долга? — сердито переспросил он.

— Ну, сейчас ведь почти полдень, а вы не за работой. — Она взяла с блюдца кусок сахара и сунула в рот. — Должно быть, — прошепелявила она, грызя сахар, — вы потеряли работу и дом и поэтому переехали сюда, чтобы сэкономить деньги. Мой отец, судя по всему, на недельку уехал из города и разрешил вам пожить здесь, а вы чересчур горды, чтобы признаться, что погрязли в долгах.

— О-ох, — задумчиво протянул Генри. — Прекрасный сюжет для длинного рассказа.

— Для статьи, — уточнила Маргарет. Диндра изучала свои ногти.

— «Хороший адвокат в плохом положении». Я думаю, это будет недурно выглядеть в вечерней газете.

— Наша Ди гениально умеет создать шумиху в прессе, — пояснил Генри.

— Да, — сухо отозвался Грейсон. — Вчера вечером я это понял.

Софи склонила голову набок, глаза ее сверкали от удовольствия.

— Вам нужно снять здесь комнату. Имея Диндру под боком, вы, без сомнения, получите широкую известность и такое количество клиентов, о каком вы и мечтать не могли. Вы будете удивлены, сколько людей, живущих в трущобах, явятся к вам после того, как ваше имя появится в печати. — Она бросила взгляд на Диндру. — К сожалению, я не могу обещать вам богатых клиентов, это у нее вряд ли получится.

— Главное — клиенты, — ответила высокая женщина, пожимая плечами. Отставив чашку с чаем, Софи затряслась от смеха.

— Совершенно верно. А теперь скажите, милый Грейсон, уж не из-за этого ли вы пришли сюда? Ваша жизнь дала трещину, и вам больше некуда пойти?

Он оттолкнулся от дверного косяка, глаза его потемнели, легкость и юмор, недавно обретенные, исчезли без следа с быстротой судейского молотка, опускающегося на стол.

— Я здесь для того, чтобы иметь доступ к моим бумагам в моем кабинете в моем доме, когда мне это понадобится. — Она посмотрела на свою свиту.

— Если бы я любила заключать пари, я бы поспорила, что именно сейчас его подбородок начал дергаться от тика.

— Не говорите глупостей, Софи. Если он думал, что от его тона она присмиреет, он сильно ошибался. Она направилась к двери, легко прошелестев длинными юбками, но, проходя мимо него, остановилась и подалась к нему.

— Вы слишком легко обижаетесь, — прошептала она. — Потешаться над вами — все равно что отнимать у ребенка конфетку. — Она вызывающе улыбнулась. Но когда она хотела проскользнуть мимо, он уперся ладонью в стену, преградив ей путь.

Она закинула голову и посмотрела на него, в ее карих глазах с зелеными крапинками появилось то выражение, которое он не раз видел в детстве. На одно лишь короткое мгновение она превратилась в маленькую девочку, в ту, которая когда-то, влюбленно глядя на него, ходила за ним по пятам. В девочку, которую он знал всегда. Не вызывающую. Не развязную. Просто Софи.

Но это мгновение прошло, маленькая девочка исчезла, а в глазах взрослой женщины, стоящей перед ним, появилось что-то, чему он не мог дать определения, и она сразу изменилась — точно актриса, скользнувшая в новый образ. Губы ее раскрылись. Взгляд переместился к его губам, и ему захотелось ее поцеловать. Не раздумывая, он протянул к ней руку и медленно провел пальцами по ее щеке. Он услышал, как она судорожно втянула воздух, словно этот простой жест выбил ее из колеи.

Он накрутил на палец длинную прядь ее волос и увидел, как она побледнела. И теперь он не знал, что делать — то ли удавить ее за несносное поведение, то ли целовать до тех пор, пока она не ослабеет в его объятиях. Но ему не пришлось принимать решение — или, скорее, совершать ошибку, учитывая троицу, что-то бормотавшую позади них, — потому что в кабинет вошел Конрад Уэнтуорт.