Явно не из тех. Хотя…
Стоп. Это уже мания преследования…
Думать надо… Действительно, с ним могут сделать что угодно. Но для этого нужно одно условие — чтобы он был на виду. Под контролем. А если он ускользает от них, тогда расклад меняется коренным образом. Ищи ветра в поле…
Ускользает. Легко сказать… Говорят, новичкам везет. Посмотрим!
Колхозник вышел из сортира, оставив программиста наедине с его проблемами.
Гурвич толкнул дверь кабинки. И увидел то, на что надеялся, — застекленное окошко. Сквозь него падает свет заходящего солнца… Сердце радостно екнуло.
Он толкнул раму. Та не поддалась. Прилеплено намертво. Покрашено белой масляной краской, которая держит лучше клея. И шпингалеты залиты ею — не сдвинешь ни на миллиметр. Еще раз толкнул. Еще…
Он уже примерился разбить стекло и поднять ненужный шум. Но тут шпингалет шевельнулся и скользнул вверх. А потом и рама с треском поддалась.
Окно тесное. Для Гурвича явно маловато. Но протиснуться можно. Правда, если предварительно снять куртку.
Он стянул куртку. Бросил ее в окно. Она с глухим стуком упала на что-то. Туда же последовала и сумка. Кряхтя и проклиная себя, что мало занимался спортом И давно не сидел на диетах, Гурвич приподнялся на унитазе, втиснулся в окно. Выдохнул. Рванулся.
Выпал, больно ударившись коленом и рукой. Грохот, который он поднял, как показалось, прозвучал весенним громом. Программист оказался на жестяной крыше, гулко отзывавшейся на каждое его движение.
Он быстро натянул куртку, прихватил сумку и осторожно, стараясь поменьше грохотать башмаками, двинул вперед.
Внизу, метрах в трех, был заваленный металлоломом дворик. Справа тянулся серебристый пенал ангара. Внутри его ухало и лязгало. Скорее всего, там ремонтировали вагоны…
Гурвич сбросил вниз сумку. Хотел тоже легко, в стиле героев боевиков, спрыгнуть вниз, на асфальт, щедро измазанный грязью и смоченный лужами. Но, реально оценив свою физическую форму, решил, что ногу точно сломает. Поэтому сполз на брюхе к краю крыши. Вцепился в нее пальцами. Перевалился. И начал разгибать руки. Ноги болтались в воздухе…
Вытянув руки, разжал пальцы. Земля больно ударила по подошвам. Гурвич упал на землю, испачкав брюки и куртку в грязи. Приподнялся. Ощупал ногу. В порядке.
Он подобрал сумку. Направился к заборчику. Перевалился через него с трудом.
Теперь перед ним расстилался небольшой пустырь. Дальше шли участки. Огороды. Гурвич огляделся. Ничего подозрительного…
Он вздохнул и потопал прямо по грязи. Асфальтовый путь ему заказан.
Когда ботинки его отяжелели от прилипшей грязи, а сам он стал похож на чучело, удалось выбраться на шоссе. Огляделся. Решил, что достаточно удалился от станции. Преследователи, наверное, переполошились. Начнут его искать. Так что надо уматывать отсюда как можно дальше.
Он отряхнулся, соскреб грязь с куртки и брюк, отбил ее с ботинок. И поднял руку, призывая остановиться грозно урчащий «КамАЗ». Машина притормозила.
— Тебе куда? — спросил шофер.
— Куда подальше…
Водитель с подозрением посмотрел на него. Потом бросил:
— Ты мне все сиденья замызгаешь.
— Пятьсот рублей. Хватит?
Водитель прикинул что-то про себя. Кивнул:
— Залазь…
«КамАЗ», зарычав, рванул вперед.
— От кого бежишь? — спросил водитель.
— От себя…
— А, интеллигент. Весной у вас бывает… Метания души, — водитель довольно хмыкнул.
— Да в гости зашел. И не вовремя.
— Муж, — водитель хохотнул. Потом сообщил: — Я до Стрельничего еду…
— Там автобусная станция есть?
— Имеется. |